Разговор с внуком - страница 16

Один за другим пошли открытые судебные процессы: «Шахтинское дело», «Дело Промпартии» и другие^>10. Говорили об угле и машинах и о «вредительстве». Потом лексикон процессов, которые шли то на Дону, то в Москве, обогатился еще одним глаголом – «шпионить». Чувствовалось, что это только начало. В день открытия процесса «Промпартии» в Ростове прошла четырехчасовая демонстрация: требовали всех арестованных расстрелять…

Мать моя была мудрой женщиной и умела предвидеть. Знаешь, Сережа, умные люди, особенно женщины, интуитивно чувствуют, как нужно поступить в тот или иной момент. В те времена лучшим вариантом был переезд на новое место жительства, что позволяло исчезнуть из поля зрения не только друзей и знакомых, но и органов госбезопасности. Вот она вовремя и «заболела».

Действительно чувствовала она себя в Ростове очень плохо из-за жары. Мама постоянно хваталась за голову, которую непрерывно мучила хроническая мигрень.

«У меня мигрень, не обращайте внимания», – все чаще говорила она. «Мигрень, мигрень, мигрень» – звучало рефреном почти в каждой беседе, если к нам приходили гости. В итоге, когда родители приняли решение о переезде в Мариуполь, где со своей семьей жила старшая сестра мамы тетя Анюта, все как-то свыклись с мыслью, что Климовым срочно нужно переезжать по причине болезненного состояния Марии Тимофеевны. Никто, правда, и не думал, что в степях Приазовья, где все давно сожжено тысячелетним солнцем, царит еще более жаркий и сухой климат. Летом в середине дня там не то что море – тень не спасает от жары: песок накален, как горячая печка. Это уже мы поняли потом, на месте.

В любом случае наш отъезд из Ростова-на-Дону – это тоже судьба. Считаю, что он спас жизнь отца и всей нашей семьи…

Вот говорят же, есть ответвления в судьбе. Главное, не ошибиться – пойти по правильному пути.

Нас могло занести на другой конец страны – на остров Сахалин, описанный в одноименной книге А.П.Чехова.

Когда родители всерьез задумались о переезде, к нам приехал какой-то дальний знакомый отца, командировочный. Поселили мы его у себя во флигеле. По вечерам он все рассказывал, как хорошо на Сахалине, как там нужны рабочие руки, профессионалы и прочее. Тогда шел процесс активного освоения Сибири и Дальнего Востока. В итоге он уговорил наших близких друзей. Они поехали туда.

Мы к этому времени распродали имущество, сидели буквально на чемоданах и ждали, как условились, телеграмму из далекого Сахалина от своих ростовских друзей. Наконец получаем телеграмму: «Ни в коем случае не продавайте дом!» Оказалось, что этот человек – аферист высшей марки, типа вербовщика, а на Сахалине совершенно иные, тяжелые условия, совсем не те, что так красочно он расписывал в своих вечерних беседах.

Судьба уберегла нас от роковой ошибки.

В мир моего детского сознания навсегда вошел этот южный, знойный городок на Азовском море с разноплеменной речью русских, украинцев, греков, с синими баклажанами, цветущими мальвами вдоль палисадников и зеленью акаций на бульварах.

Больше всего Мариуполь после Ростова поразил меня своим морем. Я впервые не увидел горизонта, потому что не мог определить, где кончается море, а где начинается небо – такого же цвета.

Древние греки Азовское море считали в зоне «крайнего холода», называли его Меотийским озером. А у меня в памяти бесконечная жара, степь с выгоревшей травой, крутые склоны балок, перерезавшие город вдоль и поперек, закопченные силуэты доменных печей и дымящих труб мартена, порт с горами жирного антрацитового угля. Так начинался новый этап моей биографии.