В конце концов – после длительных пререканий криков и слез жены, уговоров врачей всех рангов вплоть до заведующего отделением и телефонного звонка старушки-матери – он подписал согласие на лечение, включающее в себя пункт о возможном выпадении волос.
На лечения он ходил аккуратно и так же аккуратно расточал льстивые просьбы беречь его прическу пополам с угрозами страшной мести, если она все же пострадает. Тридцать дней отделение, сцепив зубы, терпело его присутствие. После чего он закончил курс и стал медленно выветриваться из памяти травмированных техников.
Прошел год. При той стадии болезни, с которой Ицик начинал лечение, шансы его прожить год были нулевые. Тем не менее через год он явился навестить нас. Он снова был в галстуке и туфлях с загнутыми носками, и прическа его нисколько не изменилась, на наш взгляд. На здоровье он не жаловался, но всем и каждому рассказал, что волосы его после лечения утратили блеск и шелковистость и что он много раз сожалел о своем опрометчивом решении обратиться за помощью к медицине.
Другой случай связан с элегантной женщиной, которая по всем признакам, несомненно, принадлежала к элите. Она была умна, сдержанна и обаятельна. Легко и мягко общалась со всеми, была детской писательницей и, как выяснилось, дочерью одного из членов Верховного суда Израиля. Лицо ее чудовищно обезобразила огромная опухоль, захватившая нос и правую глазницу. Ее поведение никак не коррелировало с ужасным лицом, на которое было невозможно смотреть не отводя глаз.
Доктор Пригода, тщательнейшим образом изучив историю болезни, сказал, что хотя шансы и невелики, но при удачном стечении обстоятельств она может выздороветь. Я рассчитывала для нее программу лечения. Сложности были в том, что зрительный нерв находился в непосредственном контакте с опухолью и необходимая доза могла привести к слепоте либо к серьезным проблемам со зрением. Боже, как мы только ни изощрялись, чтобы увеличить точность тогда еще очень примитивных способов облучения! Какие усилия прикладывали техники, какие ювелирные блоки отливали для защиты глаза и глазного нерва! А как сложно было достоверно рассчитать эти неординарные методы!
Пациентка нравилась нам все больше. Хладнокровие, доброжелательность и чувство юмора в предложенных обстоятельствах – удел одних лишь лучших представителей человеческого рода. К последнему дню лечения она выглядела страшно: вся поверхность опухоли гноилась и кровоточила. Я простилась с ней в ужасе и отчаянии. Она была спокойна и полна благодарности.
В следующий раз женщина пришла к нам через четыре месяца. Я узнала ее по голосу. Милая улыбка, точеный нос. Прекрасная, хоть и немолодая, женщина. Настоящая красавица. Она носила очки для чтения и снимала их, когда не читала. Никогда в жизни никакие мои усилия не приносили таких безукоризненно сладостных плодов!
Разумеется, вылечил ее Пригода, но мы все оказались его исправными и острыми инструментами. Сколько радости принесло мне ее лицо! И я в который раз изумилась, вспоминая поведение и манеры этой женщины, с детства привычной к поклонению и восторгу, когда она (к счастью, временно) превратилась в безобразное чудовище.
Мы, израильтяне, люди вольные. Нас не так-то просто выстроить в очередь. Если нас много, а проникнуть мы хотим в узкое место – скажем, на вход в следующую зону аэропорта, то ожидать своей очереди мы будем не в виде математической последовательности, где каждый член строго следует за предыдущим, а в виде облачка мошкары, где каждый комарик хаотически перемещается в разных направлениях, а оказавшегося на самом коротком расстоянии от входа туда затягивает неведомая сила. Зато мы добродушны и, в общем, незлобивы. Мы и сами правила не очень-то уважаем, и на других, которые им не следуют, сильно не сердимся. Однако принимать это свойство во внимание следует неукоснительно, и сейчас приведу тому живой пример.
