При облучении онкологических больных иногда бывает необходимо выставить на пути луча свинцовый блок прихотливой формы. Блок этот поглощает излучение, и то, что находится под ним, остается как бы в тени. В свое время такие блоки делались для каждого пациента, сейчас технология ушла далеко вперед, но иногда мы все еще их используем. На самом деле они делаются не из свинца, а из свинцового сплава, который плавится при температуре девяносто градусов. Для этого в мастерской стоит обыкновенный электрический титан. В него бросают куски металла, и когда он расплавляется, расплав из краника наливают в подготовленную изложницу и получают блок нужной конфигурации.
И вот вольная израильтянка с чашкой, на донышко которой уже насыпана ложка растворимого кофе, в поисках кипятка заходит в мастерскую. Она игнорирует надпись «НЕ ВХОДИТЬ», не задает никаких вопросов, а радостно подбегает к нагревателю, наливает себе полную кружку расплавленного свинца и с удовлетворенным видом подносит ее к губам. Замечу, что нагреватель стоит в вытяжном шкафу, все вокруг заляпано свинцовыми кляксами, повсюду валяются разнообразные инструменты и ни одна деталь интерьера не намекает на то, что в этом месте можно устроить пикник. Тем не менее дама собирается выпить чашечку кофе…
Господь и ангелы Его покровительствуют дуре, поэтому в эту секунду туда заходит техник, успевает понять, что происходит, и с воплем хватает ее за руку, которая не успела довершить движение к губам. «Посмотри, что ты пьешь!» – кричит он. Она ахает и немедленно выливает свинец в раковину, закупоривая ее до скончания века. Однако погубленная раковина только мелкая благодарственная жертва за то ужасающее несчастье, которое случилось бы, если бы невнимательная пациентка залила себе в рот глоток расплавленного, но неизбежно застывающего металла.
С тех пор эта дверь вообще не имеет ручки. Кому надо – знает, как она открывается.
Коротенькая, но занимательная история, подслушанная мной из-за занавесок, изолирующих каждую кровать вместе с ее жильцом и его посетителями от остальных обитателей четырехместной палаты. Дело происходит в кардиологическом отделении. Завотделением вернулся из отпуска и знакомится с пациентами. Бойкие ординаторы представляют ему больных.
Русский старичок семидесяти восьми лет. По здешним понятиям, он еще не стар, но по виду – как из сказки о рыбаке и рыбке. Поступил в отделение с пульсом тридцать четыре удара в минуту. Кардиологам показалось, что маловато, и они полчаса назад установили ему электростимулятор, задающий сердцу правильный ритм. Профессор расспрашивает о каких-то непонятных мне подробностях и удивляется, что не находит шрама в ожидаемом месте. Ему говорят, что установили суперсовременный прибор, который вводят без операции – прямо через большой кровеносный сосуд. Ток крови заводит его вместе с сопутствующим катетером в сердце, и там каким-то хитрым способом он прикрепляется в нужном месте. Профессор строго спрашивает, отчего выбрали такой экзотический сверхдорогой стимулятор. Ответ завораживает меня. Оказывается, у старичка меланома. Ее лечили новейшим препаратом, и основная опухоль исчезла. Но появился метастаз. В прошлом году сделали успешную операцию, и все было отлично. Сейчас под мышкой вырос еще один. По нашим законам единственный метастаз – это излечимый случай. Тем более с новым препаратом. Назначена еще одна операция, и прогноз вполне приличный. Однако подкачал пульс. Вставить стимулятор не проблема, но разрез приходится как раз на то место, где будет следующая операция. И этот шрам может помешать. Тогда, недолго думая, нищая, полуразорившаяся Хадасса предоставляет своему пациенту лучшее, что доступно современной медицине. Профессор удовлетворенно кивает и говорит, что все правильно. Старичок, ни слова не понявший из их разговора, на ломанном иврите жалуется, что сосед храпит.
