За чаем мама спросила, чем же колхоз отличается от рыбхоза. Она со слов Алтан и деда поняла, что придётся ей заниматься преимущественно рыбой.
– Так и есть, – подтвердил старик. – А чем они отличаются, тебе не всё ли равно? Главное дело, не бери в голову ничего: ты с детьми выжила, не убил вас немец, а здесь тем более не пропадёшь.
Остаток дня все провели в хлопотах. Дед расширил лежанку, на которой спала Алтан: прихватил горбылём сосновые кругляки, по четыре штуки в изголовье, в середине и в ногах, накинул сверху доски, забив их в этот трёхрядник, а сверху положил войлок и шкуры. Получилось очень даже неплохо, – у нас теперь была своя кровать! Решено было спать вчетвером, а завтра дед соорудит для Алтан отдельный топчан. Он, умаявшись, полез на печку и через несколько минут захрапел.
Мама и Алтан возились ещё долго, пока обе от усталости не стали заплетать ногами и спотыкаться на ходу. «Тётя Роза, в один вечер всего не переделать», – заявила Алтан и за руку потащила маму к лежанке. Уснули все мгновенно и спали без снов.
ХХХ
На заре небо заполыхало алым и малиновым цветом, бросив на снег нежные отблески; стылый воздух стал прозрачным и гулким, и в нём было слышно всё, от треска веток на соснах до скрипа под ногами.
Я открыла глаза и обнаружила, что мамы и Алтан уже нет. Они до зари ушли на сетевязку, оставив меня и брата на попечение деда.
За несколько часов до полного своего пробуждения, сквозь пелену сна, очень неясно я слышала в комнате мамин голос:
«Баир Цыденович, вы построже с ними. Баловать их нечего, а то на шею сядут. Дайте им работу, чтобы не сидели без дела и ворон не считали».
Старик в ответ проскрипел, что за работой дело не станет.
Да и так было понятно, без маминых указаний, что теперь я и братец основные работники в доме. Во всяком случае, так на это дело смотрела я. А Юваль дрых без задних ног, без зазрения совести, как будто его ничего не касалось. Ишь ты, барин какой!
Я растолкала его и приказала немедленно подниматься и приниматься за работу, на какую укажет дед. Юваль спросонья запыхтел, вытаращив глаза. Он ни в какую не хотел выбираться из-под шкур и вообще покидать тёплую лежанку.
– Эй, мальцы, давай чай пить, – позвал дед.
Вот уж когда Юваля не пришлось долго уговаривать. Но на этот раз дед, посмотрев на нас строго, приказал умыться, причесаться и идти к столу не в исподнем, а одеть свои вещи, которые мама вчера ещё и выгладила.
– Вот, теперь дело, – одобрительно прогудел он, когда мы уселись за стол чистые и прибранные, – хватит уже анчутками ходить.
Анчутками ходить! Старика я иногда совсем не понимала.
– Дедушка, вот ты бурят, а по-русски говоришь почти как мама, – решила выяснить я волновавший меня со вчерашнего дня вопрос. – А почему так?
Старик усмехнулся. Нарезал тонкими полосками вяленый балык, положил его на лепёшки и протянул нам.
Только потом ответил:
– А ты не смотри, что я мохнат и на росомаху похож, как Алтан говорит. Я с детства дружил с русскими – с артельщиками, с охотниками, с купцами даже. Я, между прочим, и грамоте учён. В молодости на всю артель покупные листы писал, так-то вот.
Совсем непонятно старик заговорил. Но я слушала его раскрыв рот, и непонятные старые слова, которыми он сыпал щедро, не заботясь о том, понимаем мы их или нет, старалась запомнить, чтобы потом похвастаться их знанием перед мамой или кем-нибудь ещё.
