Мы возили Сережу по всей Москве. «В лучшем случае он у вас инвалидизируется», – обнадежили нас нефрологи.
Я впервые услышал это длинное, корявое, устрашающее слово.
Прогноз подтверждался. Сережа слег. Учителя приходили домой. Медики тоже. С учителями он решал задачки и болтал по-французски. Толку от врачебных визитов не было никакого.
Мы показали Сережу всем московским светилам, которые занимались почками. Результат был нулевой: хронический пиелонефрит академики медицины и участковые педиатры лечили одинаково.
Нас познакомили с еще одной знаменитостью. Это была сверхэнергичная женщина-профессор. Она разработала новый метод, открыла собственное отделение. Считалось удачей к ней попасть – Сережа попал. Лечение состояло в безбелковой, обильно глюкозной диете. Разрешалось съедать по торту в день. Мальчишка растолстел, стал похож на поросенка – так положено было по методике. Почкам легче не стало, зато резко ухудшилось состояние печени. Мы срочно забрали Сережу из клиники.
Каждый день мы теперь замеряли, сколько выпил – сколько выдал. Дни, когда цифры были равными, обводили красным карандашом – как праздники.
Шел третий год болезни Сережи. Изредка он отправлялся в школу на консультацию. Никаких перемен к лучшему не возникало. Мы с женой метались в поисках кудесников и волшебных средств, добывали мумие и прополис, которыми в ту пору лечили буквально все. Нам их привозили из Сибири. А с Дальнего Востока мы получали бутылки с настоями неизвестной рецептуры, мази с медвежьим, барсучьим, даже, кажется, кротовым жиром. Нам говорили: «Это хорошо, только надо бы с лягушачьим – целебнее лягушачьего сала на свете не существует ничего».
Мы искали и находили заветные адреса. Посылали письма, переводили деньги. Надеялись. Ждали. Получали. Пробовали. Видели: опять впустую (хотя кому-то помогало).
Теперь я понимаю: в большинстве случаев это были отличные средства, но мы толком не знали, как ими пользоваться и что в конечном итоге должно произойти. А это очень важно. Ты ожидаешь один результат, внешне получаешь другой, который на самом деле и является доказательством, что средство отлично работает. А тебя результат пугает.
Расскажу случай. Жил под Москвой некогда знаменитый гомеопат. Было ему девяносто лет. Он уже не служил, но дома изредка принимал. Мы поехали. К нам вышел маленького роста, ссохшийся старичок с добрым, улыбающимся лицом. Мы объяснили: у сына хронический пиелонефрит. Он обрадованно закивал, засеменил в дом, быстро вернулся и принес коробочки с засахаренными крупинками. На коробках стояли номера, в какой очередности принимать. Взял знаменитый гомеопат за консультацию и крупинки всего несколько рублей.
Сережа начал принимать – в моче появилась кровь. Мы – к старику. Ждали: от известия: «Кровь в моче!» – старик смутится, разволнуется, а он обрадованно засмеялся: «Так и надо, не беспокойтесь, так и надо!»
Мы уехали обескураженные. В голове крутилось: «Может, в девяносто лет он уже не понимает, что хорошо, а что – плохо?» И больше крупинки не давали. Позднее прочли: крупинки действовали на организм по классическому принципу восточной медицины: «Лечение через обострение». В старину считалось: болезнь легче одолеть в острый период. В случае, когда обострение прошло и начался вялый процесс, обострение следовало вызвать. Если б добрый старик нам это объяснил…
