– Позвольте мне в двух словах обозначить тему сегодняшней встречи, – продолжил министр, когда все участники были представлены. – Сразу должен сказать, что помогать вести ее мне будет Кир Мэнси, прошу любить и жаловать. Не смотрите, что он еще совсем юный, это ничего не значит, и скоро вы сами в этом убедитесь. Я с ним немного пообщался, пока вас не было, и, надо сказать, впечатлен… весьма впечатлен. Простите, отвлекся, – спохватился Кронс. – Итак, на повестку вечера выносятся основные вопросы философии, над ответами на которые философы бьются без малого три тысячи лет, а, возможно, больше, смотря что считать началом философии…
– Три тысячи лет и не могут ответить? – достаточно громко произнес впечатленный услышанным Фрол Репнин, по-видимому, не ожидавший сам, что скажет так громко.
– Не то, чтобы не могут совсем, Фрол, – с готовностью отозвался Кронс. – Мыслители по-своему отвечают на них. Скажем, если взять всю совокупность философских взглядов на решение основных вопросов, условно можно поделить ее на две большие группы мнений, каждая из которых будет придерживаться мнения, отличного от другого или даже противоречащего ему. Каждая будет адекватно отражать научную мысль своего времени, но находиться в противоречии с другой, тоже адекватной точкой зрения, принадлежащей иной философской школе. Вопрос упирается в то, от чего та или иная философская идея отталкивается, на каких принципах строится умозаключение.
– Хотите сказать, господин министр, что одни философы могут утверждать, что время существует, а другие, что его нет, но и те и другие будут при этом правы?
– Примерно, – вдохновился Кронс понятливостью инженера. – А сейчас я попытаюсь сформулировать эти три вопроса, которые считаются основными в философии, так, чтобы было понятно всем. Первый вопрос: как устроен мир, в котором мы живем? Второй: кто такие мы, человеки? И третий: как нам, человекам, жить в этом мире по-человечески?
Воцарилась мертвенная тишина. Все смотрели на Кронса с большим вниманием, во взгляде некоторых отражалось недоумение: неужели, три тысячи лет умнейшие из умнейших занимаются поисками ответов на такие элементарные вопросы? Что, правда: они не могут ответить на простые три вопроса? Да любой скажет, как устроен мир, кто такой человек и как ему надо жить.
– Если философия реально занимается тем, о чем вы говорите, господин министр Кронс, то она – величайшее надувательство всех времен и народов, – разочарованно заявил Зденек Брански. – А я всегда думал, что они все умные, философы эти… Какие же они умные, если три тысячи лет на три вопроса ответить не могут? У них на каждый вопрос по тысяче лет было, а они это время, получается, впустую убили пустой болтовней. И еще остальным головы туманили, чтобы мы их за умных считали.
Ювелир замолчал, и никто его молчание пока нарушать не спешил. Кронс растерянно переводил взгляд с одного на другого, пытаясь определить, к кому можно обратиться за поддержкой и пониманием. К столь резкой и категоричной оценке тысячелетней работы философских умов министр был не готов, не зная, чем крыть здравый смысл обычного человека, у которого белое не вызывает сомнения в своей белизне, а черное всегда остается черным.
– Позвольте, я попробую объяснить господину Брански, чем занимается философия, – Кир поднялся и вышел вперед.
– Пожалуйста, Кир, попробуй, – с готовностью передал ему слово Кронс и сразу сел, с облегчением выдохнув.
