Сенатор Мэнси сочувственно смотрел на сына, удивляясь его выдержке и невозмутимому спокойствию, которые тот демонстрировал в такой непростой ситуации. Встань он сам сейчас перед лицом всех этих людей, думал Роберт Мэнси, не известно еще, что бы он стал говорить, но совершенно точно, чувствовал бы себя при этом далеко не так уверено, как его младший сын.
– Представьте себе, господин Брански, что вы оказались совершенно один на необитаемом острове и не знаете, есть ли у вас хотя бы один шанс из ста на спасение. Но, поскольку вы искусный ювелир, в вашем кармане случайно обнаружился мешочек с алмазами. В другом кармане – то, чем можно эти алмазы обрабатывать. Скажите, при условии, что вы не знаете, обречены ли до конца своих дней жить на острове или вас может спасти проходящее мимо судно или пролетающий случайно над вашей головой шаттл, что вы станете делать с алмазами: огранять их и вставлять в перстни и кольца в надежде потом дорого продать или использовать в качестве наконечников для стрел, чтобы добывать себе пропитание, и как острые ножи, чтобы разделывать туши убитых животных, из шкур которых сможете сделать себе теплую одежду?
– Думаю, у меня будут алмазные наконечники для стрел и ножи, – сказал ювелир, не понимая, к чему клонит молодой человек. – А при чем здесь философия?
– Сейчас поймете, – спокойно ответил Кир. – Как вы думаете, господин Брански, с точки зрения преуспевающего ювелира, вы правильно распорядитесь алмазами, если расстреляете их из лука, а не используете шанс разбогатеть, оправив драгоценные камни и дорого продав изделия? Что бы сказали вы сами тому, кто подобным образом решил бы судьбу сотни каратов?
– Сказал бы, что он сошел с ума, – просто отреагировал ювелир.
– Правильно, – согласился Кир. – А теперь давайте посмотрим на ситуацию глазами человека, любой ценой пытающегося выжить. Вместо того, чтобы использовать камни по назначению и приумножить в отдаленном будущем свое состояние, вы наплевали на стоимость камней и научились точно попадать в цель и быстро свежевать туши, потому что алмазы режут лучше, чем каменные ножи, и стрелы с таким наконечником летят точнее. Вряд ли кто-то подумает, что вы сошли с ума, когда найдет вас живым и невредимым на острове. Никому и в голову не придет усомниться в правильности использования вами алмазов в качестве ножей и наконечников, если это спасло вам жизнь. Видите, все относительно: то, что в одной жизненной ситуации считается нормальным, в другой выглядит совершенно нелепым.
– Согласен, но, простите, так и не понял, при чем здесь философия.
– Да бог его знает, – спокойно ответил Кир. – Философы, мне кажется, примерно так же ищут ответы – сначала напустят тумана, как вы правильно заметили, а потом с умным видом долго и непонятно его разгоняют.
– Кир! – возмутился министр. – На что это похоже?
Среди собравшихся послышались сначала отдельные смешки, но уже через секунду общий хохот разнесся по берегу.
– Ну, ты даешь! – высказался Марк, с трудом переводя дыхание. – Поддержал, объяснил, все ответы нашел.
– Я, конечно, рад, что всем весело, – невозмутимо ответствовал Кир, – но почему вы смеетесь?
Серьезное выражение лица Кира вызвало новый взрыв смеха. Вэл утирал слезы, Нина подергивалась, уткнувшись ему в плечо, даже министр Кронс, поначалу обескураженный заявлением Кира, хохотал.
– Сенатор, у вашего сына потрясающее чувство юмора, – трясясь от смеха, провозгласил Махинда. – Даже если мы ничего сегодня больше о философии не узнаем, мы собрались не напрасно. Продлили себе жизнь на пару лет точно. Молодец, Кир!
