Рильке жив. Воспоминания. Книга 2 - страница 5
В то время Рильке довольствовался тем, что издалека любовался вакханкой, которая как паяц танцевала под Шопена, и под балетные па которой музыка источала пьянящий аромат отжатого винограда. Элеонора Дюзе в своей чувствительной хрупкости привлекала его совсем по-другому. Но он не подозревал, в какое рискованное положение поставило его это соседство в отеле «Бирон».
В январе 1912 года все арендаторы, получившие уведомление о необходимости освободить здание, покинули его, за исключением Родена, который отказался съезжать и вел долгую борьбу с администрацией, пока государство в обмен на наследие его произведений не предоставило ему в пожизненное пользование старый дворец, открытием которого Роден был обязан Рильке. За несколько месяцев до этого Рильке уже покинул отель «Бирон», охваченный одним из тех внезапных порывов к странствиям, которые иногда овладевали им. В большом саду на бульваре Инвалидов он кочевал между Египтом, Испанией и Италией…. Приглашение привело его на время в Дуино, где – совершенно неожиданно – им были написаны первые элегии.
От Беттины Брентано до Элеоноры Дюзе
За то время, пока мы работали над «Записками Мальте Лауридс Бригге», наступила весна, но Рильке не смог насладиться ею так сильно, как ему хотелось бы, поскольку он заболел. Однажды утром я узнал из короткого письма, что он страдает и не может приехать. Прошла неделя, а он все не появлялся. Я поинтересовался его состоянием. Через несколько дней он написал мне:
Я давно не благодарил Вас за Ваш радушный приём, и хотя я действительно был «болен» и прикован к постели всего восемь дней, этот – по-видимому, вполне безвредный – грипп оставил меня в таком растерянном и ослабленном состоянии, что все это время было для меня временем запустения и смиренного долготерпения; я выходил на солнце (кстати, редко и весьма нетвердо), но не мог видеть никого из друзей, я не был способен даже на малейшее умственное усилие. Теперь я надеюсь, что в течение следующей недели смогу возобновить нашу совместную работу в дружеской атмосфере, и рассчитываю на то, что мы будем продвигаться вперёд широким и слаженным шагом…
Некоторое время мы уже подбирались ко второму тому «Записок» и встретили на своем пути фигуру Абелоны. Сначала мы подошли к главе, в которой рассказывается о читательской лихорадке, охватившей Мальте в то лето, которое он провел рядом с молодой девушкой; затем произошел инцидент с письмами Беттины, которые Абелона выхватила из рук молодого человека, чтобы самой прочитать их вслух, причем движением, выдававшим ее собственные чувства. Рильке спросил меня, читал ли я «Переписку Гёте с ребенком». Я ответил, что нет: все, что я знал о Беттине Брентано19, – это то немногое, что рассказывали учебники по истории литературы, и то, что я узнал из тех отрывков в «Записках», которые превратили юную корреспондентку Гёте в почти мифическое существо – в непонятую влюбленную, чья способность любить превзошла всё20.
Беттина фон Арним (1785—1859), гравюра (создана до 1890 г. на основе прижизненной миниатюры неизвестного автора)