Довольно обескураживающими оказались и первые озвученные репетиторами вердикты: мальчик неплохой, только ссытся и глухой только уровень знаний не соответствует высоким критериям претендента на место в благословенном МГЛУ.
Мой французский, как выяснилось, не только откровенно отставал от программы спецшколы (что, если честно, не стало столь уж убийственным откровением), но и на слух звучал чудовищно, отдавая всей палитрой последствий индийского и квебекского влияний.
Историю за год, прошедший после окончания школы, я основательно подзабыл (возможно, вообще до такой степени и не знал), однако основные исторические вехи страны, хотя и натужно, но худо-бедно озвучивал.
Написание заковыристых диктантов на русском априори мало кому давалось легко, поэтому мой случай оказался печальным, однако не самым безнадёжным.
Короче, клиент был скорее жив, чем мёртв. Стоило побороться за бюджетное место под солнцем российского высшего образования.
Ни один из преподавателей никаких обещаний не давал, они лишь горестно вздыхали при виде моих потуг. Тем не менее, никто от меня не отказался, исправно брали деньги и на совесть отрабатывали их, усиленно вдалбливая в мою посттропикозную голову всё, что можно было в неё вложить за столь короткий период. Свойственные мне зачатки ума и сообразительности начали приносить первые скромные плоды: по прошествии некоторого времени в глазах репетиторов стали проскакивать признаки если не удовлетворения, то надежды на более-мене благополучный исход казавшегося безнадёжным предприятия. Я усиленно набирал лексику и подтягивал грамматику, перестал путаться в исторических датах и российских царях, начал писать диктанты не на «кол», а на стабильную «тройку».
К вступительным экзаменам подошёл, как говорят спортсмены, на пике формы (насколько это вообще было возможным в сложившихся условиях). В моей черепной коробке булькали свежеполученные знания в сильно концентрированном виде. Задача состояла в том, чтобы не успеть расплескать их в самый ответственный момент.
Первым экзаменом значился французский. Его я сдал на максимальные 6 баллов. Да-да, это не опечатка, высшей оценкой за язык действительно была не «пятёрка», а «шестёрка». Эдакая скрытая «фишка» приёмной комиссии. Отвечал я на максимуме своих скромных возможностей. Сейчас уже не вспомню, о чём меня спрашивали, но я очень старался. Помогло то, что среди «революционной тройки» экзаменаторов сидела моя репетиторша, которая не только морально меня поддерживала и выразительными взглядами упреждала отдельные ошибки, но и явно настроила мнение своих коллег в мою пользу. Меня откровенно пожалели, решив не срубать на первом же испытании практически единственного мальчика, и поставили высший балл неким авансом. Второго кандидата мужского пола, кстати, дальше первого этапа не пропустили, поставив вполне приличную, но недостаточную для поступления «четвёрку».
История стала вторым Рубиконом. Она прошла «на ура». На этом предмете мне сопутствовала гораздо бóльшая уверенность в собственных силах, к тому же попался сравнительно лёгкий билет. Я быстро подготовился и бойко оттараторил что-то про основные преобразования времён Екатерины II, а затем, раздухарившись, даже выдал некую фривольность, в качестве дополнительного материала рассказав про роль в истории её многочисленных фаворитов. Экзаменаторы, среди которых, к моему удивлению и радости, оказался мой старичок-репетитор, выглядели довольными и без особых видимых раздумий поставили заслуженную оценку «отлично».
