И умчался из дома без шляпы.
Иван Иваныч рассуждал таким образом: день недели, время, одежда, настроение, погода, номер автобуса – всё должно быть, как тогда, даже почему-то запомнившийся бородатый водитель. Не будем утомлять читателя подробностями изысканий. Напомним лишь, что наш герой являлся исключительным занудой, и морока со скрупулёзным подбором перечисленных компонентов (а также ещё некоторых) в необходимой конфигурации и пропорции не могла сломить его стремления к вожделенному результату.
И, наконец, вот оно: марево, женщина, амброзия! Всё, как в первый раз! Но только на мгновение, после которого – холодная купель. А вы можете себе представить, как это – после амброзии и в холодную купель? Не можете? Ну, и не старайтесь – отвратительно. Когда Иван Иваныч смог хоть сколько-нибудь соображать и зрение вернулось, Прекрасная Нимфа всё ещё стояла перед ним. Прекрасная – и холодная, как статуя. А как же поцелуй?
– Почкин, прекрати свои эротические фантазии, – бестелесный голос из ниоткуда прозвучал в его голове без посредства речевого аппарата красавицы, – они мешают корректной синхронизации.
Иван Иваныч обалдело хлопал глазами. Он ещё не вполне очухался, и всё его существо требовало одного – продолжения банкета, в смысле – ещё амброзии.
– Никакой амброзии! – твёрдо сообщил голос. – Тебе необходимо сосредоточиться и войти в резонанс.
Происходящее сразу же перестало нравиться Ивану Иванычу. Ни в какой резонанс без амброзии ему не хотелось, совсем даже наоборот. Как-то к месту вспомнилась его любимая поговорка на все случаи жизни – о поиске приключений на свою… в общем, эту самую.
– Доискался! – дрожащим голосом произнёс Иван Иваныч и попытался тайно осенить себя крестным знамением. Он представил ситуацию со стороны: поздний вечер, темень, обнажённая женщина – и привычная трусоватость завладела его сознанием. А если полиция?..
Сейчас же в отдалении, будто в ответ на его мысли, прокрякала полицейская сирена.
– Я не женщина. И перестань вибрировать…
– А?..
Голос между тем продолжал:
– Для того, кем я являюсь, в вашем мире нет названия. Это ты с первого момента нашего контакта ошибочно определил мою сущность, так что мне некоторое время придётся побыть в этом образе.
– Как это – «я»? Как я мог определить какую-то сущность?
– Потому что ты – сексуальный маньяк.
– Я?!
Иван Иваныч был ошарашен. Он твёрдо знал себе цену. Истинную. И не сомневался, что она находится на противоположном конце шкалы мужественности.
– Только бракованный, – добавил голос. – Сломанный экземпляр. Сбой программы, как сказал бы твой друг Мордор.
– Он мне не друг, – только и смог сказать Иван Иваныч.
– Не отвлекайся! В момент диффузии происходит положительно эмоциональный выброс запредельной концентрации, побочный эффект, так сказать. Какой-нибудь учёный, окажись он в эпицентре, мог бы испытать эйфорию от нового открытия, композитор – разом создать гениальную симфонию, ну и так далее. Усёк? Но нам попался ты и чуть всё не испортил, возжелав амброзии и реализации своих тайных мечтаний. Но у тебя ещё есть шанс всё исправить.
Иван Иваныч не мог взять в толк, почему он стоит на месте и слушает какую-то ахинею. Но когда он попробовал дать дёру, ничего не получилось. Оказалось, что он совсем не чувствует своих ног.
– Не суетись и внимай! – строго приказал голос.
И привычный к послушанию Иван Иваныч смирился и затих. А голос всё звучал и звучал. И хоть всё говорилось на чистейшем русском и даже с некоторыми вульгаризмами (для доходчивости, видимо), общий смысл всё равно ускользал от слушателя. Получалось что-то несусветное: неведомо где возник пролом неведомо какого пространства, и оттуда истекает какая-то энергия, и это плохо. Для мира Ивана Иваныча это тоже плохо, поскольку модулирует отрицательную когерентность, что, в свою очередь, чревато уж совсем нехорошими последствиями. И единственной подходящей по калибру затычкой возникшего пролома является он, Почкин Иван Иваныч.
