только мох и купорос покрыли брови
это я курган ногами попирая
тут служу страшилой на погосте
чтоб не встали те кто умирали
местные покойники и гости
мне стоять в долине волгограда
кладенец задрав до горизонта
в вечном ожидании парада
угрожая каспию и понту
мне торчать ржавеющею дурой
поступи не слыша командора
мимо сциллы и харибды ходят хмуро
медленно бредут по коридору
мёртвые славяне и арийцы
всё одно ахейцы и троянцы
небеса горят как говорится
грязным несмываемым багрянцем
я застыла полая кобыла
подле стен урода долгостроя
где тут волга города героя
где бы я была тебе сестрою
объясняет баба истукану
жалуется плачет и бранится
он бедняга тянется к стакану
неподъёмной каменной десницей
* * *
вадиму тугееву
спит за занавесью недоросль
зреет водоросль в пруду
почтальон приносит ведомость
я на промысел бреду
у бедра берданка дедова
в моде морды борода
я иду кривой как следует
огибая города
вспоминая наши мятые
мятной юности долги
не вперёд а на попятную
сами тянут сапоги
новый ярус борзой поросли
повылазил из яслей
и с невиданною скоростью
смерть становится ясней
* * *
у
умерших язык
весь в топких волдырях
пока мы здесь стоим начищены в резерве
там смерть небытие опарыши и черви
там чех хохол и лях
пристанище нерях
контуженных глаза
своё читают темя
как взятые чумой и страстью в пубертат
потея и дрожа проходят между теми
кто выжил просто так
кто жёг ещё рейхстаг
я
стольким виноват
кого не смог запомнить
мычанием немытым матом тьмы
здесь вскрыт паркет чтоб жечь его из комнат
под хруст хурмы
лежалой до зимы
трофейное одно
смотри кино немое
небесный аусвайс беззвучный ханде хох
когда бы я ни сдох пускай меня отмоет
ваш суетливый бог
вершитель вшей и блох
* * *
Не помню когда – в позолоте – оставленный город прощай
меня и сегодня колотит от сладкого вкуса борща
от бритых твоих гениталий и топких предместья болот
от тех кем могли и не стали
и наоборот
Мне снится провинции свинство которое исколеси
не вспомнишь единство подвинься и синтаксис станций такси
так сильно пейзаж искорёжен что памяти нету крюка
зубрю наизусть но похоже
отсохнет рука
Все престо анданте и скерцо которых не помнит гортань
туземца тире иноверца от самого сердца отстань
и всё о любви и изжоге а жёлтого леса тесьма
ползёт вдоль дороги но нету в итоге
ни адреса ни письма
* * *
с тех пор как нет тебя вокзалы стали тише
и простыни скучней заканчивают день
уже стучат в стекло те косточки от вишен
что мы зарыли здесь где ранее сирень
росла и отцвела чужую теша прихоть
а я года веду где ягода в окне
ничем не хороша извне но изнутри хоть
всей горечью язык развязывает мне
с тех пор как нет тебя молчание стало нормой
и буквы не плодят себе очередей
всё тише поезда отходят от платформы
на дальних пустырях высаживать людей
они идут одни без лишних чемоданов
у них часы и дни с другой длиной минут
я помню что тебя нет больше навсегда но
запомнить не могу что мы забыли тут
Амур
За тёмное оружие в поту
за то что нам отгружено в порту
за тайное клеймо турецкой порты
за то что мы чудовищны вдвоём
зато когда слезится окоём
мы никакой объём любимая не портим
за розовую горлицу ангин
за разовую горницу богинь
за то что сгинь
но сразу возвращайся
за то что счастье делится на два
за то что птица всё ещё сова
любимая
за то что все слова
закончатся простым немецким Scheisse
за то что устоим у алтаря
за то что приживём нетопыря
и растопыря мокрые ладони
никто не потревожит якоря
на эту геометрию миряне
наметя реки тающие льдом
