– Мне правда надо идти!
Я проталкиваюсь сквозь толпу старшеклассников и направляюсь к проходу. Надеюсь, повод у этого всего достойный.
– Что случилось? – спрашиваю я, когда добираюсь до Эллы, мучаясь одышкой.
– Мы с тобой не разговаривали с тех пор, как ты написала мне в «Снэпчате» и сказала, что забрала себе Петунию. Как она?
Я несколько раз моргаю. Перевожу взгляд на поле, потом снова на Эллу. Я чего-то явно не понимаю.
– Ты правда позвала меня сюда за двенадцать секунд до окончания игры, чтобы спросить, как поживает твоя собачка?
– Это собачка моей бабушки, а не моя. А еще ты взяла ее к себе домой, значит, чисто технически, она твоя собачка.
– Я… Не могу… Ты серьезно? Ты не могла подождать окончания игры?
– Хлои всегда спешит сразу уйти со стадиона. После игры у меня не было бы ни единого шанса, а еще я пятнадцать минут пыталась привлечь твое внимание.
– Понимаю, но… – Глубокий вдох. Управляй своим терпением, Натали. – Это же финальная игра.
– А, точно. – Элла так говорит, как будто это только что пришло ей в голову. – Если верить статистике, мы сегодня выиграем. – Она поднимает вверх свой блокнот. – А угадываю я в семидесяти четырех процентах случаев. Так что сегодня победа, скорее всего, будет за нами. И вообще, у тебя же теперь собака. Кому сдался этот футбол?
– Мне сдался! – выкрикиваю я немного истерично. – Честно. И всем этим людям! – Я показываю рукой на болельщиков. – Кажется, тут только тебе все равно!
– Ладно.
Игроки в полной готовности присели на корточки на линии розыгрыша.
– Смотри свою игру. А про Петунию поговорим через минуту.
Элла открывает учебник и начинает читать про Американскую революцию.
Когда дают сигнал к началу игры, все вокруг начинают кричать. Я тоже выкрикиваю: «Вперед, пантеры!», но как-то нелепо громко поддерживать команду, когда человек рядом читает учебник. Ладно, посижу тихонько. Я скрещиваю пальцы на обеих руках, изо всех сил желая нашим парням победы.
Толпа становится еще громче. Первый розыгрыш! Мы стабильно закрепляемся в той части поля, откуда удобно бить филд-гол. До конца игры остается пять секунд, и все зависит от нашего кикера. Команда соперника берет тайм-аут.
Когда улюлюканья затихают, Элла поднимает голову от учебника:
– А ты знала, что слово «независимость» ни разу не встречается в Декларации о независимости? Какая-то дичь!
Она качает головой, и я делаю тоже самое. Только вот я качаю головой из-за того, что она считает войну за независимость США интереснее игры на поле.
– Нет, я не знала. А ты знаешь, мы в ближайшие пару минут выиграем или проиграем?
– А что там? – Она отвлекается от учебника и, прищурившись, смотрит на табло. – Так, ну мы можем забить филд-гол. Кто кикер?
– Джонсон.
– У него хорошая статистика. Мы в шоколаде.
И Элла возвращается к чтению.
– Ничего мы не в шоколаде! У него могут отнять мяч! Он может промахнуться! Может возникнуть миллион препятствий!
– Знаю, – пожимает плечами Элла. – Но по теории вероятности мы выиграем. Вот и все.
– А если проиграем?
– Если проиграем, то Хлои мне придется искать еще быстрее, потому что она будет злая, как черт, и у меня останется еще меньше времени поговорить с тобой о Петунии.
– То есть тебя только это беспокоит?
Элла поднимает взгляд от учебника и смотрит прямо перед собой.
– Честно говоря, да.
И снова возвращается к чтению.
Не представляю, как можно так легкомысленно относиться к игре, которая разворачивается прямо у тебя под носом? К такой напряженнейшей борьбе?
