Но когда матушка приезжала надолго, получалось еще хуже. Ее все равно постоянно не было дома, а если появлялась, то оказывалось, что все не так, а я – окончательно распустившийся раздолбай. При этом я вроде бы и жил сам по себе, но… на длинном поводке. Туда не ходи, этого не делай.
«Хорошо», - ответил я ей.
Перекинул телефон из руки в руку – раз, другой. Обменялся сообщениями с Виктюхом, который тусил с братом в Гамбурге. Посмотрел на дождь за окном – и открыл ВК. Тем же маршрутом.
Группа класса. Страница MarMal. Личка.
«Привет. Как ты?»
Отправил – и испугался. Еще не поздно было удалить.
Нет. Уже поздно: появились голубые галочки.
Прочитала…
И все. Никакого шевеления. Тишина. Мертвая.
Я сидел и смотрел на эти три слова, сжав кулаки. Смотрел – и не знал, чего хочу. Чтобы ответила? Чтобы притворилась, будто не заметила? Или не поняла, кто это ей написал? Ну да, ну да, Сева Мирский – это же самые распространенные на свете имя и фамилия, таких по десятку на квадратный сантиметр.
Ну и хрен с тобой, каракатица!
Все, проехали, забыли.
«Привет».
Я дернулся от звука сообщения так, что перевернул кружку. Чай полился со стола на штаны. Хорошо хоть телефон успел убрать.
«Еще болею. Но уже лучше».
«Поппарвл… - пальцы дрожали и не попадали на нужные буквы. – Поправляйся, Маша».
«Спасибо. После каникул приду» - и смайлик.
Я хотел написать еще что-нибудь, но так и не придумал что. Вместо этого двадцать раз перечитал весь этот коротенький диалог. Пятнадцать слов. И смайлик.
Придет после каникул. Через три дня. Это, конечно, если сразу же после каникул, в первый же день.
И что?
Я понятия не имел. Придет – и хорошо.
Это была маленькая уступка тому упрямому и злому, который сидел у меня внутри. Одному из целой кодлы Севок. Каждый из них хотел чего-то своего, и между собой они договориться никак не могли.
Я вынужден был признать, что хочу ее увидеть. Ну да, все равно она меня бесит. Но…
Просто увидеть. Больше ничего. Ну, может, чтобы она на меня посмотрела. Улыбнулась? Да нет, с чего ей вдруг мне улыбаться. Просто пусть посмотрит. Только не со злостью, как обычно.
А из глубины, из самой глубокой глубины, поднималось совсем другое. Шептало вкрадчиво, подкидывало картинки на мысленный экран. Как будто я не убрал тогда руку сразу, а потянул молнию на ее юбке, на боку. И юбка эта сползла с нее, как кожура с банана. И…
Стиснув зубы, сжав кулаки, зажмурившись, я поддавался этому наваждению – жгучему, горячему, невыносимому.
Машка…
Маша…
Маша
Утром
я вполне ожидаемо не смогла встать. Температура лупила под сорок, кашлем
разрывало в лохмотья. Мать испугалась, осталась дома и вызвала врача. Пришла
тетка из поликлиники, послушала меня, заглянула в глотку –я словно наблюдала со
стороны, откуда-то из угла комнаты, куда все звуки доносились как через слой
ваты.
-
Скорую вызывайте, - сказала врачиха и начала что-то писать на бланке. – Похоже
на двустороннюю пневмонию. В больницу надо.
Мать
испугалась еще сильнее. Но скорая пневмонии не нашла, только какой-то особо
злостный бронхит, в больницу забирать не стали. На третий день температура
пошла вниз, и мне стало полегче. Я даже ползала до туалета по стеночке
самостоятельно. И до кухни, потому что мать вышла на работу, кормить меня было
некому. Впрочем, есть особо и не хотелось. Пила чай, морс, разогревала в
микроволновке бульон.
