Сады Рэддхема. Закон равновесия - страница 39
Мои туфли остаются лежать на своём месте. И я даже возмутиться или выкрикнуть садовнику о просьбе забрать в мою комнату ещё и обувь не успеваю. Как только «приказ» отдан, Александр тут же разворачивается в противоположную от Старого Дворца сторону, и ступает по извилистой тропинке в самую глубину Сада. Я не возмущаюсь и не предпринимаю попыток вырваться, хотя и не очень люблю, когда меня вот так переносят с места на место.
Отрываю взгляд от желтого цветка в моих руках и поднимаю голову наверх. Только теперь я замечаю тяжело упавшие под его глазами тени. Он словно похудел и осунулся за те пару дней, что я его не видела. Его лицо все такое же усталое, изможденное. В наших взаимоотношениях всегда было место для честности. Мы не скрывали друг от друга правды, не утаивали страшных секретов, и о своём состоянии тоже делились постоянно. Но теперь между нами вдруг повисает угнетающая тишина, а внутри всё рокочет от недосказанности. В итоге он расскажет всё сам, а мне лучше не нагнетать с расспросами.
Витиеватые дорожки сворачивают то влево, то вправо. Цветов здесь практически не остается, а над нами смыкают свои ветки вековые деревья. Я запрокидываю голову назад, вглядываясь в шурщающую от ветра листву. Многие представляли Сады настоящим оазисом – но из райского тут лишь тишина. В основном островок с деревьями, окруженный цветами. Магия Садов не состояла в разнообразие растений, которые сезонами сменяют друг друга. Магия Садов была в самой их сути. И дышалось тут намного легче, чем в Старом или Новом дворцах.
– Куда мы идем? – я возвращаю голову в прежнее положение, упираясь виском в мягкую ткань чёрного камзола.
Глаза тут же находят золотые броши, скрепленные между собой покачивающейся цепочкой. Мы идем, а я совсем не пытаюсь запомнить дорогу обратно в извилистых дорожках. Влево-вправо. Кончиком пальца прикасаюсь к острым лучам солнца, ведя вниз и совсем не страшась порезаться – хотя при должном давлении, как минимум могла бы с легкостью надколоть подушечку пальца. Металл едва слышно звякает, когда я щёлкаю по нему ногтем.
– Помоем тебе ноги, – на выдохе отвечает Александр, будто бы совершенно не замечая моей игры с его украшением. – Зачем ты сама полезла в эту клумбу, Селена? Не могла попросить собрать эти цветы садовника? – в его голосе слышится какая-то вселенская усталость, но, кажется, несмотря на явное недовольство, он не собирается читать мне нотации. – Или свою бездарную служанку.
– Ты же знаешь, Регина и близко не подходит к Садам, что уж говорить о том, чтобы ступить на самый край дорожки, – пальцы продолжают играючи проскальзывать под цепочкой и наматывать её на фалангу пальца. – Может быть, не появись ты так не вовремя, я могла бы продемонстрировать ей безопасность этого места. Да и не было в этом ничего такого тяжелого. Переступаешь через цветы, наклоняешься, срезаешь. Неужели, я и этого не могу сделать?
Глаза находят тюльпан, и я смотрю на него как-то грустно и отрешенно. Вот бы скомкать его нежные лепестки и выбросить к чертям. Или заморозить, превратить всё живое в нём в лёд.
– Можешь, Селена. Ты можешь делать всё, что душе будет угодно, но…
Но.
Поджимаю губы, вновь ведя пальцем и накидывая на него уже второй виток цепочки. Третий принц умер не так давно, но боль от его утраты всё равно витает в стенах Дворца. Я никогда не общалась с ним настолько близко, чтобы теперь искренне скорбеть об этой утрате – но наблюдая за ним со стороны, уже могла сделать вывод, что третий принц был самым светлым из всех четырёх. Возможно, он был единственным, кто мог бы стать самым достойным трона Рэддхема. Но он мертв. Как и двое остальных братьев Александра. И самое страшное из этого – я знала, как он умер. Я знала, кто его убил. Мои пальцы нервно сжимают ствол тюльпана. И в эту секунду мне показалось, что он хрустнул под моими пальцами.