Я непонимающе уставился на Гнедого. Тот уже изрядно выпил и побагровел, как это обычно с ним бывало. Потому он и получил такое прозвище.
– Получил, – ответил Тулле. – И преотличное имя – Кай Безумец.
– Безумец, – заржал Гнедой. Я подумал, что он мог получить прозвище и из-за своего смеха. – А ему подходит. Он всегда был немного того…
Глиняная кружка разлетелась на куски, размазанная о лицо Гнедого. Осколки брызнули во все стороны, и я едва уклонился. Другие не успели. Тулле вскочил с побелевшими глазами. Лавка с грохотом упала, и все, кто на ней сидел, тоже. Лишь Гнедой остался висеть, удерживаемый ульвером за грудки. Тулле взревел и врезал еще раз. И еще. Брызги крови. Слюна. Зуб.
Я перемахнул через стол, схватил друга за руку и отшвырнул к стене. Он ударился спиной и даже не заметил этого. Взревел и бросился на меня. Белые глаза. Я нагнулся, перехватил его за живот и опрокинул на пол.
Тулле всегда побеждал меня в глиме, но это был не Тулле.
Отцовы люди только-только начали соображать, что случилось.
Я же сдавил горло друга одной рукой, другой – вдавил его плечо в пол. Если бы то был Тулле, он легко бы раздавил мне гортань или выбил глаз. Но сейчас он лишь бесполезно колотил меня по спине. Хрипел, рычал и бил.
– Назад! – рявкнул я.
Эрлинг остановился и придержал остальных.
– Ну же! Тулле, давай! Возвращайся!
Пока я тебя не придушил.
Он хватал воздух ртом, сипел. Его лицо побагровело. Совсем как у Гнедого. Бессмысленный взгляд белых глаз. Внутри него что-то клокотало. Удар по спине. Слабый. Как у девчонки. И он стих.
Я медленно убрал ладонь с горла. Тулле лежал неподвижно.
– Он что, убил его?
– Кай, зачем? Обычная пьяная драка!
Отец.
– И впрямь безумец.
Я наотмашь хлестнул по щеке Тулле.
Он дернулся, хрипло втянул воздух и сел. Глаза ошалелые, дикие, но уже не белые. Схватился за горло, ощупал, поморщился.
– Я… – Тулле закашлялся, скривился еще сильнее. – Я опять… Кого-то?
– Нет. Но малую виру заплатить придется.
– На большую я и не наскребу, – прохрипел он.
Я помог ему встать. Тулле обвел взглядом комнату: разоренный стол, опрокинутая лавка, Ингрид за спиной отца, Гнедой с разбитым в мясо лицом, царапины от осколков на дружинниках. И улыбнулся.
– Ты снова успел.
После такой неприятности оставаться не было смысла, потому я выложил еще полмарки серебра на стол, пододвинул в сторону Гнедого, кивнул Ингрид.
– Мы лучше пойдем. Если что, спросите ульверов. Или сразу Кая Безумца. Меня тут уже многие знают.
Отец не стал нас удерживать. Так что мы с Тулле вышли на улицу и будто перенеслись в другое место и время. Словно провели в доме Эрлинга полгода или даже сотню лет. Все вокруг было покрыто белыми пушистыми хлопьями, небеса, воздух, дома, деревья – все было в снегу. Грязь, серость, навоз скрылись под зимним одеялом.
Я знал, что этот снег скоро растает, его смешают с землей, растопчут и раскидают. До настоящей зимы еще около месяца. Море замерзнет тоже не сразу. Но мы уже не успевали найти новую работу, чтобы переждать до весны и не тратить свои деньги.
Этот год у ульверов выдался неудачным. Сколько заработали, столько и потратили. Трех человек потеряли мертвыми, один ушел, один покалечился, а добавился лишь перворунный Видарссон. И это несмотря на торгашеский талант хёвдинга. Поневоле задумаешься, а так ли выгодно быть хирдманом… Лучше б конунг затеял войну с кем-нибудь. Денег немного, зато возможность быстро подняться в рунах. А потом можно и на Север податься. Там, говорят, тварей полно, только успевай топором махать.
