– По местам! – донёсся строгий шёпот Белова, и оба вздрогнули. – Двинули! Скоро рассвет!
Петренко поднялся, отряхнул с коленей пепел.
– Не забудь: третья подвода, ящик с краю. И молчи.
Он пошёл к своему месту, привычно сутулясь, растворяясь в полумраке. А Григорьев всё сидел на корточках, мертвенно вцепившись в сапог, и не мог подняться. Что-то внутри него хрустнуло и надломилось, как пересохшая ветка под ногой. «Харбин… домик с садом…» – стучало в висках. И мысль эта уже не казалась предательством. Нет. Она казалась… справедливостью.
***
Скрип колёс и похрапывание лошадей нарушали сонную тишину тайги. Обоз медленно вползал в лесную теснину, когда справа, из густого ельника, ударил хлёсткий, как щелчок бича, звук – выстрел. Красноармеец, шедший впереди Белова, коротко ахнул и мешком повалился набок, глухо стукнувшись головой о колесо подводы.
– К бою! – выкрикнул Белов, и его голос утонул в грохоте.
Тайга огрызнулась десятком злых огоньков. Между деревьями замелькали неясные тени, кто-то закричал долго, по-звериному. Лошади испуганно заржали, вздымаясь на дыбы. Ерофей Петрович, упав на колено за телегой, уже выцеливал.
– Слева обходят! – надсадно крикнул Мохнач, с лязгом передёргивая затвор.
Пуля с визгом впилась в дощатый борт в вершке от руки Белова, выбив ворох щепок. Он грязно выругался и перекатился под днище. Отсюда, из-под колёс, были видны лишь сапоги и лапти, мельтешившие в подлеске. Выстрелил наугад – вскрик.
– Васильев, правый фланг! – прохрипел Белов.
Тишина в ответ. Выглянув на мгновение, он увидел перекошенное, уже чужое лицо Васильева – тот зажимал ладонью шею, из-под пальцев била тёмная, густая кровь. Рухнул навзничь, неловко, как сломанная кукла.
На одной из подвод заголосил мужик-возница:
– Пропали, братцы! Пропа-а-али!
– Заткнись! – рыкнул Белов, торопливо перезаряжая барабан нагана. – Григорьев, где тебя носит? !
– Здесь я! – донеслось откуда-то сзади, и тут же невдалеке гулко ухнуло – граната. Земля содрогнулась, в лицо пахнуло гарью и горячим воздухом. Лошадь в головной упряжке обезумела, рванулась вперёд, тараня кустарник и выворачивая телегу набок. Обитые железом ящики с глухим стуком посыпались в грязь.
Из мрака вынырнула широкая фигура с обрезом наперевес, с лицом, замотанным тряпкой. Белов выстрелил почти в упор. Бандит отшатнулся, схватился за живот, но устоял на ногах. Второй выстрел – и тот тяжело завалился набок.
– Товарищ командир, отходим! – заорал Петренко, отстреливаясь от теней, наседавших справа. – В клещи берут!
Белов огляделся – западня. Впереди и справа – огонь, слева – непролазная чаща. Только назад. Он высадил последние две пули в сторону мелькающих у деревьев фигур.
– Отходим к третьей подводе! – скомандовал он. – Григорьев, прикрывай!
Сзади страшно захрипела лошадь, потом раздался мокрый, тяжёлый стук. Мужик-возница с первой подводы, тот, что голосил, заорал дурным голосом и бросился в кусты. Не пробежал и трёх шагов – заряд картечи из обреза распорол ему спину.
– Прорываемся! – рявкнул Белов, выхватывая из-за голенища финку. В темноте, в сполохе выстрела, мелькнуло лицо бандита – совсем молодого, с тонкими усиками и испуганно-злыми глазами. Белов, не раздумывая, ударил снизу, коротко и зло, под самые рёбра. Лезвие вошло по гарду. Бандит выдохнул, схватил его за предплечье, вглядываясь в лицо Ерофея Петровича с непонятным удивлением, дёрнулся и обмяк, заливая кровью его шинель.
