Маша подошла к зеркалу на шифоньере. Лицо ее было сосредоточенное, взгляд немного тревожный. Ее лоб был прикрыт челкой, которая спускалась до самых глаз. Она вытащила пару заколок и черепаховую гребенку, в виде бабочки, из своих волос. Волосы свободно рассыпались по плечам светлыми полу волнами, немного не достигая пояса. Оглядев себя со всех сторон, и обнаружив, что я, наблюдаю за ней, Маша заколола все обратно, и, обернувшись, показала мне язык.
Не прошло и пяти минут, как пришла хозяйка – Аделаида Алексеевна, молодая женщина лет сорока, с серьезным и немного злым выражением лица. Тем не менее лицо ее было миловидным. Одета она была просто, со вкусом, но привлекало на себя внимание глубокое декольте и сильно открытая грудь женщины.
– Господа, милости прошу! Здравствуйте! Паспорта можно ваши посмотреть?
– Паспорт только у меня, – неохотно выдавил я, доставая документы из нагрудного кармана.
– А ваш, сударыня? – обратилась она к Маше и глаза ее сузились.
– У меня с собой нет.
– Вы же говорили, что остановились в пансионате? – промолвила она, делая неприступное лицо.
– Да это так. Но…
– Завтра принесете? – продолжила она с металлическими нотками.
– Если получится.
– Нет! Так у нас дело не пойдет! Я, конечно, могу и сама сходить в пансионат – здесь не далеко – но будет ли вам это приятно?
– Нет! Этого не нужно делать, – взмолилась Маша и кровь бросилась ей в лицо.
– Ну что же – казус! Деньги получены – как с вами быть? – Женщина села, положив ногу за ногу. На лице ее ничего нельзя было прочитать. – Я тоже с копейки живу. Молодой человек пусть остается, данные, я его перепишу, ну а вы уж не обессудьте! В гости, пожалуйста, заходите, но ночевать… я бы вам не советовала!
– Хорошо, – прошептала Маша и чтобы не расплакаться быстро отошла к окну.
Я тоже от такого оборота событий растерялся. Все замолчали. И тишина была тягостная, напряженная.
– Гм-мм! Профессор Кайгородов часто у вас бывает? – спросил я, чтобы как-то сгладить неловкую паузу.
– Вы его знаете?! – оживилась хозяйка, бросая на меня удивленный взгляд.
– Да! Я даже пару раз гостил у него здесь, то есть у его сына. Но, правда, это было давно, – вымученно выдавил я, отворачиваясь от ее строгого лица.
– Хороший старичок, божий одуванчик, но последнее время стал заговариваться. Сыночек все ждет, не дождется, когда он помрет. Мечтает размотать состояние.
– Вы недобрая, – урезонил я ее.
Меня задели ее слова, оценки, которые она раздавала походя. Даже если ты так думаешь, в порядочном обществе подобное не озвучивается.
– Я справедливая. Это разные вещи. Никому не хочу зла, но, что думаю – говорю прямо и открыто, за спиной не шушукаюсь.
Я тяжело вздохнул.
– И зря вы вздыхаете, – продолжила она, понизив голос и сбавив накал. – Я же не иду узнавать действительную фамилию вашей барышни. Не инициирую расследование, письма, слухи. Зачем? Просто условия у меня, строгие. Вечером, ваша дама должна уходить, а со свечкой стоять, конечно, никто не будет. Отдыхайте, – голос ее подобрел. – Наверно устали с дороги? Во дворе душ. Там можно освежиться.
– Благодарю, – процедил я сквозь зубы.
– Да не за что, пока-а…, – протянула она многозначительно и неопределенно.
«Ну, коза! Ну, сучка!! – подумал я, но что я мог поделать? Хозяйка круто развернулась и, не взглянув, на плачущую Машу – ушла степенно и с достоинством, слегка покачивая полными бедрами. «Вожжей бы – по этим бедрам не мешало! – Промелькнула у меня спонтанная мысль. – Хороших, сыромятных!» Я подошел к Маше. На ней не было лица. Она была в слезах, с распухшим покрасневшим носом, которым постоянно шмыгала. Увидев меня, она быстро прикрыла лицо ладошками.
