– Может, мы начнем с вина. Правда, оно теплое, – предложила Маша.
– Пойдет. Давайте я открою.
– Не уверена, такое не такое? Выбирала. Очень хотелось угодить! Две бутылки взяла.
– Маша! Даже «казенка» необыкновенно хороша, когда барышня нравится. А уж если нет, тут ничего не попишешь. За что пьем? – спросил я, поднимая бокал.
– За встречу!
– Хочу за любовь!
– Нет. За встречу будет, лучше. Нельзя так словами бросаться, – промолвила она зардевшись.
– Значит, за многострадальную встречу! Ура!
– Nous vaincrons! (Мы победим! Фр.) Ура! Ура!
– Нет, вино совсем не хуже сударыня. Вы угадали.
– Я так старалась! Вы бы только знали, как я готовилась!
Лицо у Маши чуть побледнело, легкие морщинки легли в районе губ. В нем читалась начитанность: Чехов, Толстой, Куприн! И в глазах, в выражении, была особая утонченность, что нравится мужчинам и которая ничего общего не имела с пошлостью и развязностью. Наверно только русские женщины могут быть так возвышенны, чувственны и готовы на самопожертвование!
– Почему-то вы мне сейчас напоминаете гимназистку, – произнес я и улыбнулся.
– Да! Это не так давно было. Я иногда смотрю на себя в зеркало и удивляюсь. Неужели, это и правда, я. Совсем взрослая стала: и не нужно отпрашиваться у матушки, и по любому пустяку держать ответ.
– Ваша мать была строгая?
– Ну, не без этого. Тогда мне это казалось естественным, а сейчас – вспоминаю прошедшие годы, думаю, все же ребенок есть ребенок. На одних запретах, строгости и послушании нельзя строить взаимоотношения. Но детство прошло и ничего не вернуть, тем более ее уже нет и поминать ее плохо не хотелось бы. Люди такие разные.
– Это верно. Сколько людей – столько характеров.
– Одного ей простить не могу, что когда матушка заболела, так скоропалительно приняла решение и отдала, буквально выпихнула меня замуж. Ей казалось главным, до своей смерти, обязательно увидеть меня под венцом.
– Это был брак по расчету? – поинтересовался я.
– Ну, в общем, да и нет!
– Это как?
– Ну, если брать в расчет деньги – у моего мужа никогда не было больших денег. Он государственный чиновник средней руки. Из хорошей семьи. У них дом на Мещанской, с братом наполовину, который они сдают и имеют доход. Ну и жалование, взятки, подарки, подношения от просителей. Я это все ненавижу. Он знает об этом, тем не менее, каждый вечер перечисляет: кто, сколько, и за что, ему вручил… ту, или иную сумму. По натуре он не злой, но меня определил, прежде всего, как вещь, которую можно употреблять для одной цели. Думаю, вы догадываетесь. Я его никогда не любила, да что там любила – даже не испытывала симпатии. От бессилия и беспросветности – мне порой, хочется наложить на себя руки. Конечно, я этого не сделаю, но мысли такие, сами по себе ужасны и недостойны меня. Ведь я тоже человек и меня, хоть самую малость, нужно уважать, считаться со мной.
– А возраст?
– С этим я уже смирилась! … Что-то мы не пьем? Давайте еще. – Предложила Маша и улыбка на ее лице почти пропала.
– Немножко? – поинтересовался я.
– Лейте! Не стесняйтесь! – она озорно засмеялась и добавила. – А то я хандрю. Вы следите за мной! Мы же не грустить собрались и мои печальные истории слушать?
– Ма-а-а-а-аша-а-а!!!
– Мария Александровна! – вдруг неожиданно и лукаво поправила она.
– Ух, как! – удивился я, смене ее настроения.
– И по чаще! – вновь прыснула она.
– Слушаюсь и повинуюсь моя госпожа! – безропотно согласился я.
