Перехватив по пути, Роби снесла его буйну голову с плеч и, тяжело дыша, оперлась на меч, не в силах двинуться с места.
На всякий случай Инь осталась лежать, опасаясь от хилерши еще какой-то подставы. Невидимый другим хобот в небо над ней стал тонким, как нить, и вскоре погас. Дыра в облаках разочарованно стянула в точку края и пропала. Похоже, там рассчитывали на куда больший размах, но с оргией не сложилось пока.
– Вот ведь кретины! Будто сисек не видели… – досадливо чертыхнулась на своих хилер. – Ну давай, сука, бей! – Она с вызовом посмотрела на Роби.
– Да ну тебя в жопу! – та лишь устало махнула рукой.
Инь медленно встала и вывела детей на дорогу. С радостным визгом те сразу же бросились к трупам. Реснутся «искатели» лишь через час.
– Это плохие дяди! Наверное, у них были конфетки! – заключила девочка, копаясь в кишках.
Деловито сопя, ее братик обгладывал свежее ребрышко мага. Сладости им уже не нужны.
Моня скинул ботинки у порога и, не глядя швырнул в угол, где глухо стукнулись в стену, оставив грязный след на обоях. В прихожей они облупились, обнажив штукатурку. В воздухе висел запах борща – густой, приторный, как напоминание об усталости мамы. Она в одиночку тянет двоих, а Юлька не любит готовить.
День в школе тянулся, как резиновый жгут, что вот-вот лопнет, но так и не рвется. Рафик со своими сегодня как-то странно смотрел. Его ухмылка, кривая, как серп, и запах перегара, пробивавшийся через мяту жевачки, уже не пугали, а злили, что лучше скрывать. Для открытого бунта одной дерзости мало. Нужна сила, союзники, а их нет и не будет. Эту горькую правду приходилось глотать, как пилюлю каждый раз, если видел кого-то из них.
Раздраженно сбросив на пол рюкзак, Моня замер. Тишина в квартире была какой-то неправильной – словно слишком густой. Будто кто-то затаил дыхание, когда он пришел.
Сердце ёкнуло. Может быть, воры? «Харон» дорогой, но настроен лишь на него, и для других бесполезен. Они могут об этом не знать.
Моня на цыпочках прокрался на кухню. Пальцы сомкнулись на рукояти большого ножа – холодного, тяжелого, с пятнами ржавчины у основания. Сердце стучало так, что его было слышно. Успокоив дыхание, встал у своей комнаты. В ней вроде тихо.
Осторожно открыв дверь, Моня выставил нож, готовый пырнуть любого, кто посягнул на святыню.
Кто-то сидел в его кресле! И в его шлеме!
Юлька!
Первым порывом было броситься к ней, сорвать «Харон» и дать леща, чтобы башка отвалилась. Но степень его синхронизации с мозгом была неизвестна. Что, если это ей повредит?
Сам Моня будто исчезал, когда надевал шлем, и уже не воспринимал никаких сигналов снаружи. Но Юлька, возможно, не вся еще там. Сам поначалу голос ведь слышал. Как «Харон» ее вообще пропустил?
– Юля? – тихо позвал Моня.
Никакой реакции. Но губы чуть шевелились, словно эхо того, что говорила кому-то.
Попробовать снять шлем? А если это выжжет мозги? Черт его знает, как всё работает. Лучше попробовать как-то разбудить аккуратней.
Моня осторожно тыкнул пальцем в плечо, прикрытое пижамкой с котятами. Ткань была мягкой, чуть влажной от пота – давно сидит, здесь уже душно.
Опять ничего. Может быть, посильнее?
И тут, неожиданно для себя, сделал то, чего не планировал. Рука сама потянулась вперед, пальцы сомкнулись на груди и сжали, ощутив ее мягкость и форму.
Давно так хотел. Но лишь хотел! И никогда бы не сделал, а сейчас, точно вспышка – импульс, дикий и необъяснимый, будто кто-то другой дернул за рычаг в голове. Будто после Сансары можно удивить его сиськой. Будто там своей нет. Ну не кретин ли?
