Упругость под пальцами его обожгла – теплая, невинная и абсолютно запретная. Настоящее женское тело дышало сейчас под рукой. И… кажется, вздрогнуло?
Кровь ударила в виски, и Моня отдернул руку, словно боясь, что ее там откусят. Сердце колотилось так, что отдавалось в ушах, а ладонь, запомнившая запретное для нее ощущение, тут же вспотела.
Волна стыда и раскаяния накрыла теперь с головой. Что он творит? Это же Юлька! Сестра! Да, не родная, но своя в доску!
Смущение жгло, щеки пылали, а под пальцами будто то же тепло – мягкое, податливое и живое. В ушах звон. Возбуждение боролось в уме с отвращением. Там будто шептало: – «ты ж псих, тебе можно».
Юлька вздрогнула, шлем чуть съехал набок, открыв бледное лицо с глазами, как блюдца. Она рывком стянула «Харон» с головы, и черные волосы с красными прядями рассыпались, прикрыв шейку, как у цыпленка.
Онемев, Моня стоял, точно столб, гадая, – поняла ли, что лапал?
Несколько очень долгих секунд они растерянно друг на друга смотрели, не зная, – уйти в оборону или устремиться в атаку? Каждого жгло чувство вины, и неизвестно, чье было острее.
– Я… я просто проверяла, – выдавила Юлька, осторожно пятясь к двери. – Ты ж молчишь как рыба об лед! Хотела лишь глянуть, всё ли нормально. Монитор хоть бы включил.
– Глянула? – выдавил Моня, отводя взгляд.
Чисто физически не мог сейчас злиться. Не сделай он глупость, обрушил бы на нее весь свой праведный гнев. Бушевал бы как буря, ревел бы, как разъяренный слон: «да как ты посмела?!»
Но нет же, теперь чувствует себя идиотом. Как мало, оказывается, для этого надо. Он потерял моральное право обвинять ее в чем-то. А вот сестра уничтожит его застыдив.
Она, должно быть, это сразу считала, и уже сама устремилась в атаку:
– И вообще, почему всё тебе? «Харон» стоит почти как машина! Потому что ты псих? Ладно, а следить за тобой кто-то должен? Или нам тебя потом с веревки снимать? Твоя Роби мне всё рассказала!
– Просто скажи мне, как ты залезла. – Моня остановил жестом, давая понять, что ничего ей не будет.
– Как, как… – Юлька уже стояла за дверью, готовая кинуться в бегство. – Вошла раньше тебя – вот как! Ты ж неделю вестей от Рафика ждал. Вот и решила, пока ты там в школе…
– Постой, так это… – простонал Моня, хватаясь за голову.
– Да, выбрала девочку. Откуда мне было знать, что больше не дадут других персонажей? Я просто хотела на нее посмотреть.
Голова закружилась, и Моня сел в кресло, опасаясь, что хлопнется в обморок. Подумать только – так попал из-за Юльки! Всё, что прошел, пережил, прострадал – потому, что сестра зашла первой, выбрав не того персонажа!
Несколько минут оба молчали – он, смотрел в пустоту, а Юлька, притихнув, стояла за дверью. Шлем лежал на столе – холодный и безмолвный свидетель их драмы. Тишина снова сгустилась, но теперь была совершенно другой – тяжелой, пропитанной стыдливой неловкостью и горечью.
А в голове эхом гудело: «Выбрала девочку… выбрала девочку… выбрала девочку…»
Откинувшись в кресле, Моня сжал виски ладонями, пытаясь уложить в голове новые схемы. Его Инь, его тень, его альтер эго – обрела свободу из-за Юлькиной выходки. Всё это не судьба, а случайность. Уж так получилось. Но что, если выпавшие карты были краплеными? Что, если их сдавал Мара?
Юлька, конечно, тоже тут отмочила, но как ее в этом винить? На ее месте сделал бы так же. Совсем же не дурочка, да еще любопытна. И понимая, что натворила, сама убивалась. Ведь сколько рыдала… Но почему не сказала?
