Но ночную гостью это никак не смутило. Вероятно, восточная часть города снежной разбойнице чем-то особо не приглянулась и в отместку она высыпала на нее столько снега, сколько не принес сюда весь февраль. Не забыла она и об иноземных гостях, коих за чужую речь всех здесь немцами зовут: и что недавно в город пожаловали с кипами дорогого сукна из Фландрии, и тех, что с мешками соли из-за Варяжского моря приехали. Не со странным вкусом солью морянкой, что из Заволочья повадились привозить молодые люди. И не с промыслов бояр, что под близкой к Новгороду Русой находятся, а с далекого немецкого городка с завораживающим славянское ухо названием Любице.
Несмотря на высокий частокол и хорошую охрану Ганзейских купцов, не пожалела своего добра белокрылая метелица и на Святого Петра, покрывая им немецкую церковь и готское подворье. Потом, словно вспомнив о чем-то важном и забытом, проказница вернулась к Ярославовому дворищу, откуда шла глубокая канава к Славной улице. Уложенные в ней деревянные трубы стали очередной ее мишенью. Прошло немного времени и уже ничто не напоминало о строящемся городском водопроводе. Вскоре были тщательно занесены и все дренажные канавы, после чего городские улицы стали не только белехонькими, но и ровными, как Илмерьский лед.
Ненадолго замешкавшись, взвилась завируха над Ильина улицей, пронеслась над ней до самого конца и, уткнувшись в городскую стену, повернула обратно. Словно желая получше разглядеть церковь святого Спаса, покружила она снежным вихрем вокруг стен ее каменных. Замела, залепила метелица святой храм с фресками знатного мастера Грека. Досталось и стоящей через дорогу церкви Знамения Богородицы. Да еще как досталось. Минута, другая и не видно стало стен ее бревенчатых. Прикрыла снежными ставнями узкие глазки-окольницы и, только тут успокоилась.
Больше ей здесь делать было нечего. Перемахнув через не широкую протоку, метель устремилась в Плотницкий конец. Это была последняя городская земля, где снежная круговерть еще не навела свои порядки. Сначала небольшие приземистые избы встречались там на ее пути. Затем хозяйские дворы стали побольше, а заборы повыше. Света в окольницах и здесь не было. Народ спал. По крайней мере, на улице ни души не было видно. Собаки и те по клетям да в будках попрятались. Если кого и настигла нужда среди ночи, то к ветру никто не бегал. У каждого добротного хозяина к отхожему месту проход был из сеней. Ну а у кого нет, тем и на назем к скотине сходить не зазорно будет.
Так и не поняв, кого здесь проживает больше, богатых или бедных, уличная хозяйка домчалась-таки и до Ефимьевского монастыря. Не заметив, что самый маленький колокольчик едва держится на веревке, она с разбегу ударила в звонницу. Закрутила, завертела ее в снежных объятьях. Не удержала тонкая нить колокол. До беды было совсем рядом. Но словно почувствовала метель свою оплошность, махнула снежным крылом с такой силой, что тот полетел в самый сугроб и благодаря этому остался цел.
Тут можно было ей снова на реку выбраться и отправиться, откуда пришла. Но свернула ночная разбойница в другую сторону и пошла вдоль восточной стены. Наконец, оставив у нее свои силы, пурга ослабла, устало перевалила через вал и поплыла в новгородские дали. В городе снова стало тихо. Даже тише, чем было до метели. И если бы не снежное одеяло, коим оказался покрыт город, ничто сейчас не напоминало о том, что еще совсем недавно тут господствовала снежная буря. Абсолютная ночная тишина накрыла Новгород.
