Савва и Борис - страница 9

– К Фотиевым, к Исайе пусть Куикка сначала сходит! – глядя на растерявшуюся женщину, прикрикнул Юрий Дмитриевич.

Солка, не дожидаясь, что еще скажет хозяин, тут же выскочила на улицу и тихонько прикрыла за собой дверь.

– А Марьяна твоя не собирается пока? – спросил Фотиев.– Домина моя сказывала, что тоже уж где-то должна на днях разродиться.

– Уже, Исайя Василич! Вот только что Солка приходила и о том сказала! – ответил Юрий Дмитриевич. – Опять парень, – добавил он уже не без гордости.

– Это хорошо, что парень. Воин. защитник, наследник, – попытался пофилософствовать Исайя. – Имя-то придумал, али от святой Софии ждешь пожелания?

– Саввой назову. Тятя мой сказывал, что предок наш у Ижоры когда-то геройски воевал. Того тоже Саввой звали. Сказывал тятя, что коли в честь него назовем, то и наш Савва на многие лета прославится, как тот Савва при Ижоре.

– А мы, если малец родится, Борисом назовем.

– Борисом? А что так именно?

Исайя пожал плечами и ответил.

– Дорина хочет. Пойду я, пожалуй. Мало ли что.

– Да, ступай, Исайя Василич. Помоги вам Бог!

Юрий Дмитриевич дождался, когда за соседом закроется дверь и пошел к отцу.

Ближе к рассвету на улице снова поднялся ветер и пошел снег. Он стал крупнее и гуще, а ветер сильнее и порывистее. Унялась непогодь лишь к началу следующего дня, когда очапные колокола на Ярославовом дворище и в Детинце ознаменовали своим боем наступление Новолетия.

По всей новгородской округе от южных волостей и до Онего озера снега все еще не было. Ноябрь уж с декабрем встретились, и солнце днем высоко над лесом не поднимается, а холодов все не было и в помине. От дневного тепла и дождей грибы в лесах не переводятся. Появились сережки на тальнике. Уж который раз распустились желтыми панамками одуванчики, и зацвел багульник с ветреницей дубравной. Весна, да и только. «Толи снова капусту сеять, толи огурцы сажать, – шутил простой люд, глядя на погодные перипетии».

И лишь сегодня в Русе подморозило. Да и хорошо прихватило. К рассвету забереги в Порусье были такие, что к стоявшим на ней соймам и ушкуям мужики свободно ходили по льду. У Емецкого конца лодки стояли в нескольких саженях от берега. Хоть и не велика у них осадка, но пологий берег не позволял в этом месте подойти к нему ближе.

Построенный для этой цели вымол изрядно обветшал. Настил недавно разобрали, а новый не настелили. Не ждали сейгот по воде уже никого. Хозяин солеварен, когда последний раз приезжал соляные ванны принять, сам товар увозил. А напоследок сказал, что в следующий раз за солью уж по морозу обоз отправит. Зимой причал не нужен, потому и не торопились. Досок и плах еще не заготовили. До весны далеко и обновить время еще будет.

Узка в этом месте Порусья. Суденышки не велики размерами – в длину не больше семи сажень. Но и река не широка. Потому корма ушкуй, которые к берегу приткнутся, почти до ее середины доходит. Тесно. Для погрузки место не совсем пригодно. Особенно в сухое лето. В такие дни весь груз за Емецким болотом хранят у самого устья. Там Полисть уже много полноводнее.

Но не в том основная беда солеварен тамошних. Топит их весной каждый год. Там, где Княжий ручей в Порусью впадает, река петлю делает пока до Полистьи дойдет. Вот из-за нее и заторы случаются. Льду у ручья Войе, что впадает в реку недалеко от устья, набьется столько, что вода в Полисть через Емецкий конец идет. А с половодьем сплавляли лес по ней. Дров на варницы уходило много. Да и на постройки его шло не мало. Последние годы солепроводы деревянные прокладывали. На трубы тоже лес требовался. И застревали в извилистых поворотах Порусьи бревна. Забивали порой русло так, что весенняя вода в реке снова поднималась, доставляя рушанам много хлопот.