– Ты куда? –
охрипшим голосом спросил лысый.
Тот на
мгновение обернулся, и я поразилась, как выцвели глаза за очками. Клетчатый
скупо улыбнулся и выдернул из ручек швабру.
В какой-то момент
я поняла, что двери открываются медленно, будто при замедленной съёмке: вот между
ног безумца на плиты падают первые ломти света, где-то далеко на заднем плане
сыто урчат моторчики и множество теней, словно чёрные луны, скользят по полу.
Потом настал
ад и хаос. Помню, как Ланселот поставил подножку и я упала. Он затолкнул меня под
ближайшую скамью и прыгнул в сторону. Перевернувшись в толстом слое серой
пудры, я сжалась в комок и краем глаза увидела, как сам рыцарь быстро катится под
другим рядом лавок, сложив на груди сильные руки. А потом его закрыли алые
лучи. Они, словно кровавые копья, брызгали на пол и плиты взрывались каменным
крошевом, куски которого градом били по спине. Воздух наполнился свистом и
криком, переходящим в ультразвук. Чья-то нога упала прямо передо мной, обдав
тёплыми брызгами, лохмотьями кожи и рваных мышц. Обломок кости торчал, как клык
из пасти.
«Лишь бы не
Ланселот», – мелькнуло в голове.
Чьё-то тело
мерзко шмякнуло о стену, оно безвольно сползло и шары принялись за него жадно,
с упоением. Во все стороны летели багровые сгустки, шлёпаясь о белую извёстку,
гладкий бетон, металлические сиденья. От этих звуков можно было сойти с ума, и я
зажала уши ладонями. Безумие не отступало, истерический крик с каждой секундой
подбирался к горлу. Мечущийся взгляд вдруг зацепился за ослепительно блестящую
точку на полу. Я смотрела, смотрела, смотрела и старалась представить, что это
не луч света, попавший в осколок очков, а драгоценный камень. Алмаз, к примеру.
Или сапфир. Как глаза Ланселота. Как его холодные красивые глаза...
Когда он
потряс меня за плечо, я очнулась. Всё стихло. Изрытый взрывами пол сквозь здоровую
дыру в стене подсвечивало розовым закатное солнце.
– Вылезай,
они ушли, – сипло прошептал он, протягивая руку.
Я выбралась и
огляделась. Шары основательно изрешетили стены, остановка стала похожа на
дорогой сыр, что часто мелькал в рекламе по старому телику. Сквозь правильные
круглые дыры внутрь рвались жёлтые нити тусклого света. Лавки по самые сиденья
стояли в сизом крошеве. Трупов лысого и очкарика нигде не было. И, слава богу.
Я попыталась
отряхнуться и застонала: всё болело от ударов обломков.
– Тихо! –
прошипел Ланселот. Один осколок порезал ему щёку, второй подбил глаз. – Беги за
мной. Держимся у стен. Чуть что – ныряем внутрь. Поняла?
Я кивнула.
Думаю, он видел, как блеснули мои глаза. Он выжил, а это главное.
Мы бежали
быстро, как могли, но клянусь тайником в спинке металлической детдомовской
койки, что людей в городе не было. Совсем. Пустые дома, разбитые машины,
мотоциклы, коляски... Изредка попадались человеческие кости, но до того
истлевшие и жёлтые, что невозможно определить, когда появились шары.
Заночевали на
окраине, в какой-то заброшенной одноэтажке, изрешечённой, как и всё в городе.
На наше счастье, в прошлом здесь обретался кабак. На кухне нашлись консервы, в
кране холодная вода. Это были самые вкусные оливки, горошек и кукуруза, что приходилось
есть за прожитые четырнадцать с половиной лет. Забаррикадировав мебелью окна и
двери, мы устроились на кожаных диванах друг напротив друга. Я долго не могла
заснуть, всё мерещилось это жуткое «жжж». Зато можно было сколько угодно
пялиться на спящего Ланселота.
