Седло (в) - страница 16

– Да вот думаю, куда сесть подальше от императора, чтобы потом улизнуть по-тихому.

– Какого императора? – с наивной улыбкой спросила Мария Федоровна.

– Да это я так, шучу, – не стал углубляться Седлов.

– Так давайте вон туда сядем, – Машенька указала на свободные места, которые по расположению находились недалеко от выхода и устраивали Седлова.

– Ну, давайте, хорошо, – Егор Петрович дал бы другой ответ, более уверенный, да, возможно, еще и со стандартным комплиментом о приятной компании, будь Машенька на первом месте в плане. Но на первом пока был Растегаев. Отсутствие последнего временно выдвинуло Машеньку вперед.

Они сели рядом, и Седлов дежурно поддерживал разговор, слепленный из сиюминутных наблюдений, пока буква «П» постепенно облеплялась людьми.

Когда все расселись и стали ждать прихода администрации, которая должна была дать соответствующую отмашку для начала праздника, Седлов с неудовольствием отметил, что почти напротив него сидит классуха-борец, что сразу добавляло напряжения и речевого самоконтроля, а необходимый Андрей Борисович оказался в противоположной части зала. Седлов смирился с тем, что теперь в любом случае необходимо ждать, когда банкет наберет обороты, потянутся танцовщики, курильщики, к которым относился Растегаев, и тогда можно будет его поймать для исповеди. Даже если бы он сидел рядом, разговор напротив ушей Токарь был бы невозможен. А пока можно перебросить внимание на Машеньку. Так решил Егор Петрович и относительно расслабился.

В зал вереницей чинно вошла администрация и проследовала к своей оторванной вершине «П». Шах взяла в руки микрофон и попросила наполнить бокалы.

– Ну что, Егор Петрович, вам сегодня ухаживать за нами! – Ухаживать за Токарь, наверное, было последним, чего сейчас, да и вообще хотел Седлов. Даже если бы Токарь была ровесницей Маши, он был уверен, что она выглядела бы так же. И все же какой-то бедняга когда-то сделал свой роковой шаг и оказался в железной хватке, о чем свидетельствовало толстое обручальное кольцо советских времен на борцовском пальце. Но в данной ситуации выбора не было.

– Конечно. Вам чего налить, вина?

– Нет, мне водочки. – Седлов нисколько не удивился этому выбору: напиток – по человеку.

– А вам, Мария Федоровна?

– Мне вина, пожалуйста, белого, – с детской чистотой сказала Машенька.

Седлов наполнил бокалы выбранным содержимым, налив себе, как и Маше.

– А вы-то что, Егор Петрович, несерьезные напитки пьете? – Седлов еще раз внутренне подосадовал, что поддался Машиному уговору сесть на первые свободные места без рекогносцировки.

– Да я… не пью особо, да и хочу поддержать Марию Федоровну.

– Эх, слабеют мужики, – сказала Токарь банальность и обратилась к сидящему через человека справа от нее учителю ОБЖ Алексею Юрьевичу Вязникову, о хромоте которого слагали легенды. – Леш, ну ты-то меня поддержишь?

– Конечно, Наташ, с радостью, – отозвался герой мифов тети Томы.

«Вот бы он и стал ее корпоративным ухажером, а то ухаживать за Машей под цепким взглядом Токарь – то же, что вывесить плакаты с объявлением своих намерений по всей школе», – успел подумать Седлов и присоединился взглядами к взявшей слово Минаковой.

Шах начала свою речь с приветствия всем коллегам и под восторженно-преданные взгляды окружавшей администрации и приласканных учителей, подобных Токарь, перешла к значимости роли учителя, несущего нелегкую ношу в наше время, но какую значимую, и продолжила складывать пазл поздравительной речи из всегда готового для таких случаев набора. К счастью, речь был недолгой и завершилась указанием на особенный сложившийся коллектив школы, семьи (в которой, судя по всему, Елена Григорьевна отводила себе роль мамы) и необходимости веры в светлое будущее, которое зависит от вклада каждого из нас.