«People are already shaking their heads over me, and any immediate further professional use on my part of the word «God», except as a familiar, healthy American expletive, will be taken – or, rather, confirmed – as the very worst kind of name-dropping and a sure sign that I’m going straight to the dogs[39]».
Не лучше ли заменить в русском переводе «бранное междометие» на «присловье»?
И.Л. Солоневич, читавший в подлиннике английскую литературу, отмечал безнадежную неточность английского языка.
Действительно, английское слово может иметь до 10, а то и 20 смыслов. Взять, хотя бы «expletive». Проф. В. Мюллер в своем словаре дает следующие значения этого слова: «служащий для заполнения пустого места, для украшения; служащий для ритма; дополнительный, вставной; вставное слово, присловье или бранное выражение».
Если один переводчик переводит «Seymour: an introduction», как «Симор: знакомство», то другой, как «Симор: Введение». Более уместно, по-видимому, «знакомство» как представление читателю.
Так вот, Сэлинджер, сугубо религиозный писатель, писал в основном на нерелигиозную массу читателей. Как свидетельствует выдающийся социолог современности П. Сорокин, быт рядовых американцев уже в то время был пропитан «практическим материализмом» в форме погони за материальными ценностями.
Отсюда – сарказм писателя и попытки выразить свои идеи порой прикрыто, порой прибегая к символике и различным условным знакам, которые приходится буквально расшифровывать. К. Славенски пишет, что Сэлинджер «всеми силами старался завуалировать религиозное содержание «Зуи», но безуспешно».
Нет никаких оснований считать, говорит П. Сорокин, что американский (или любой другой западный) народ свободен от «материалистической скверны», совершенно идеалистичен и свят… Из исследования Дж. Лейба (J. Leuba. The Belief in God and Immortality, Boston, 1916) следует, что еще в то время от 40 до 60 процентов американских профессоров и студентов не верили в бессмертие души, Божественную природу Христа, непорочное зачатие Исуса или в некоторые другие догматы христианских религий.
«Недавний широкий опрос населения в разных европейских странах, – писал в 60-е годы П. Сорокин, – проведенный Международной исследовательской ассоциацией, показал, что в Италии лишь 51 процент верит в эти догматы, в Норвегии 42 процента, в Бельгии 33 процента, во Франции 30 процентов; всего в Европе около 70 процентов опрошенных объявили себя агностиками и неверующими в эти догматы[40]».
Несмотря на такую ситуацию, на такое безнадежное в религиозном смысле общество (об СССР можно вообще не говорить – официальный государственный атеизм, а вернее – антитеизм, богоборчество), Джером Сэлинджер активно и искусно, в меру отпущенного ему литературного таланта, проповедует веру в Бога-Творца, ждущего от человека дел добра и любви.
Устами Симора (второе alter ego автора, первое его alter ego, как утверждают критики, – Бадди) он возглашает: «Когда он, твой герой, или Лес, или еще кто, Богом клянется, поминает имя Божие всуе, так ведь это тоже что-то вроде наивного общения с Творцом, молитва, только в очень примитивной форме. И я вообще не верю, что Создатель признает само понятие «богохульство». Нет, это слово ханжеское, его попы придумали[41]».
Советский перевод на русский язык, который переиздают и сегодня, оставляет желать, как говорится, много лучшего. Во-первых, переводчица (Р. Райт-Ковалева) вводит перед этим абзацем, по-видимому, в плане марксистского антитеизма, кощунственную до неприличия фразу, которой у автора и в помине нет. Во-вторых, последняя фраза тоже выдержана в духе советского антирелигиозного стиля.
