От досады бабушка вознамерилась насыпать Адаму на хвост соли – обратно в схизматики податься, как при покойном Комарницком… Трудная задача, попы ба Броне не больно-то по душе… Пока же пыталась изводить зятя понаставленными в красном углу большой хаты православными иконами. Пшек, косясь на святые лики, неодобрительно сморкался, но молчал.
Бронька давно послал бы отчима на все тридцать и особенно три известные буквы, но… «Маму жалко, кажется, он ей нужен… От отца ни звука, ни весточки, может и вправду убили. У, твари легавые! Плохо. Такой у меня батя хороший был: сильный, храбрый, высокий, красивый, молодой… Ничего, скоро я сам вырасту, заработаю много денег, куплю себе часы, как в раймаге, который недавно открыли… Вот бы зайти, а там никого нет, ни продавцов, ни заведующей, ни сторожа… Себе часы, маме часы, Галке часы… Остальные продать и купить мотоцикл… С Галкой на заднем сидении по улице Ленина… И в Михайловский лес! … Галка меня не замечает, ей Валерка своим мопедом мозги запудрил. Мотоцикл не мопед, это моща!»
На стадионе ребят полно. Физруки сельских и местечковых школ суетятся, орут в рупор… Иван Степанович за опоздание на Броньку «полкана» спустил. Можно подумать, что он самый последний пришёл. С больным спорить, себе дороже, Бронька и так знал, что выше всех прыгнет. Как-то, при очередной размолвке бабушки с Адамом, мама ехидно заметила, что «прыгучесть у Бронислава от тёти Баси, не иначе». Бабушка неодобрительно промолчала. Что они имели в виду, Бронька узнал позже. И ничего подобного, она от румын через забор сигала, а Бронислав как спортсмен, через планку. «Может мне, тоже памятник поставят. У нас в роду куда ни кинь, сплошные герои: дедушка, папин отец – герой Туркестана, дедушкин брат Василий – Герой Гражданской войны, победитель петлюровцев и польских интервентов. Мамина сестра – героическая партизанка, не допустила немцев к переправе. За такие заслуги всей семье именные сабли или часы положены… и мотоцикл».
Сенсаций на спартакиаде не произошло, Бронислав прыгнул выше всех, хотя старший физрук из второй школы, однорукий кацап, пытался доказать, что, мол, зацепил планку. Ну, зацепил!.. Она же не упала. Иван Степанович своих в обиду не даст, первое место сильнейшему присудили. Вечером физруки, в брусья пьяные, шли по улице Пионерской, распевая фронтовые песни, громко спорили, чья школа спортивнее. Тут их и встретил заведующий районо, одноглазый Борис Михайлович по фамилии Цапушел. Вполне подходящая фамилия, если учесть, что ему в детстве глаз коза выколола. А у всякой козы муж – цап. Козу зарезали, шкуру на барабан натянули. Говорят, она до сих пор служит. В неё старый Петро Шевчук на крестинах бухает. Толку-то, у Бориса Михайловича, глаз все равно не видит. Ничего, он с одним достаточно пакостил. Если бы не Бронька с Петькой Бочковым, физруков, за пьянство, за аморальное поведение и матерную брань, шуганул бы Цапушел из учителей как миленьких. Повезло фронтовикам…
После войны увечных хватало с излишком. Хромых, кривых, безруких никто не воспринимал как людей, неспособных к труду. Ну, подстрелен в жопу или контужен голову, так что ж теперь дома сидеть? Иди офицер, учи детей, как гранату бросать, чтоб им как тебе руку не оторвало. Кстати, кацап из второй школы преподавал физкультуру ничуть не хуже Ивана Степановича, и уж получше слепого историка из первой школы. Историк, кажется, был озлоблен и на учеников, и на весь зрячий мир. Заучил наизусть партийные съезды, сессии Верховного Совета и долбал датами школяров и в хвост, и в гриву! … Адам, после очередного вызова Манюси в школу, изрёк нечто, как всегда не совпадавшее с общепринятым взглядом на педагогику и действительность. «Да знаю я, этого хмыря-историка, воевали в одном полку. Ослеп после Львовско-Сандомирской операции от спирта. Нам, рядовым выдавали по нормам, а офицерам без ограничения». Бронька задумался.
