Сердце джаза - страница 21



– Ты когда-нибудь играл в темноте?

Альвар тут же наклоняется вперед, как будто вопрос имеет первостепенное значение. Он потирает подбородок.

– Знаешь, когда ты задаешь такой вопрос, я задумываюсь, а играл ли я вообще когда-либо при свете?

Он изумленно улыбается собственному ответу, и Стеффи улыбается в ответ.

– В темноте лучше, – кивает она.

– Чувства обостряются, – говорит Альвар. – И то, что так очевидно при дневном свете, становится…

Его голос обрывается. Стеффи понимает, что он имеет в виду.

– Теоретически, – говорит она. – Но может быть и по – другому.

– Мисс Стеффи Эррера, – говорит Альвар и медленно встает, чтобы поменять пластинку. – Ты права.

Пластинка потрескивает так же, как и другие, но теперь играют только гитары. Одна держит ритм, другая играет басовую партию, а третья ведет линию то вверх, то вниз. Стеффи закрывает глаза, пытаясь прочувствовать мелодию подобно тому, как бывает, когда следишь за кем-то взглядом.

– Это музыка напоминает мне о том, как я следовал за Анитой в подвал, – говорит Альвар спустя некоторое время. – Тогда я видел лишь ее очертания и блеск ее глаз.


В темноте подвала на Осогатан был виден лишь силуэт девушки, имя которой Альвар еще не знал. Вместе с очертаниями пианино и бас-гитары она была для него всем, что представлял собой Стокгольм.

Его неуклюжие движения и звук ее цокающих по полу каблучков отдавались эхом в резонаторных ящиках инструментов. И только слабый свет, проникающий из щели между занавесками, напоминал о существовании внешнего мира.

Девушка плавно прошла в угол комнаты и включила электричество. Лампочка осветила тромбон и пару стульев рядом с пианино. И при этом свете стала очевидной влюбленность Альвара. Сознавая это, он повернулся к девушке спиной и начал внимательно изучать тромбон во всех его сочленениях.

Все, что он знал о духовых инструментах, – это то, что их можно было разбирать и что некоторые из них музыканты называют мундштуками. Впрочем, он был уверен, что девушки ничего не смыслят в инструментах.

– Хороший мундштук, – сказал он тем же тоном, что и его отец, когда говорил о дереве.

– Думаешь?

– Да, довольно хорош.

– Тут кое-что необходимо заменить. А ты играешь?

Она спасла его, сменив тему. Так, бывало, мать выручала отца. Эта девушка была бесподобна, и он был ей искренне благодарен.

– Да, на гитаре.

– Я не знала, что они возьмут гитариста.

Альвар не ответил. На узкой лестнице, ведущей в подвал, послышался шум, на пороге появились Эрлинг и еще какой-то мужчина.

Эрлинг удивленно рассмеялся, увидев Альвара, и по-приятельски похлопал его по плечу.

– Парниша. Мы только что говорили о тебе. И, как я понимаю, ты уже познакомился с Анитой.

Анита. Могло ли быть более красивое имя? Альвар проговорил его про себя, не шевеля губами, разрываясь между разочарованием от того, что он больше не наедине с ней, и облегчением от этого.

Товарищ Эрлинга сел за пианино и взял аккорд. Инструмент был настроен не идеально, но так и должно быть, когда играешь джаз. Что-то новое рождалось здесь, в подвале, где Альвар находился с двумя музыкантами и богиней. Эрлинг собрал свой кларнет за пять секунд и начал играть попурри. Чистая импровизация. Не по нотам, а как хочется.

Из-за тусклого света углы в помещении казались черными и размытыми, как на фотографии. Или как в кино. Взгляд Аниты был прикован к рукам пианиста, а Альвар мог полностью посвятить себя разглядыванию девушки, пока джаз проникал в каждую клеточку его тела.