Сердце красного гиганта - страница 4

Мне нравятся объятия.

Никому не позволялось обнимать меня так крепко, как ей.

Пока мы ехали в город, снова оба молчали. Она сидела рядом на пассажирском кресле, откинувшись на спинку, смотрела то в окно на горы, то на меня. Иной раз улыбка появлялась на ее лице, но я эту улыбку знал и знал, что она скрывает.

Она ко мне приехала наизнанку вывернутая, изможденная, загнанная в себя, как в ловушку. Приехала в последний момент – еще немного и сорвется, упадет. Но она бы ни за что не призналась в этом.

– Чего улыбаешься? – Спросил на светофоре.

– Просто рада тебя видеть.

– Я тебя тоже.

Квартирка, в которой он жил, и бар, которым управлял, находились в той части старого города, который был действительно старым. Сюда редко заходили туристы, зато завсегдатаев среди местных было много. Он бросил что-то парню, который следил за заведением в отсутствие хозяина, и взял мои вещи.

– Не нужно, я сама…

– Перестань. Дай мне хоть что-то для тебя сделать.

Хоть что-то.

Из всех его жилищ, в которых мне доводилось бывать, это было самым скромным. Бирюзовая лаковая краска на стенах кое-где откололась, обнажая бежевую штукатурку под ней; маленькая ванная и крохотная кухонька с газовой плитой и тарахтящей вытяжкой, которая совсем не располагала к тому, чтобы на ней умещалось более двух человек, и даже маленький балкон, выходящий окнами во двор, не справлялся с решением этой дилеммы. В единственной комнате стоял огромный лакированный мебельный гарнитур, низкая тахта, на которой можно было без труда уместиться хоть вчетвером, тумба с иконами, а в углу – ненужный и погасший – ютился старый телевизор. Из комнаты был выход на узкий незастекленный балкон, и, выйдя на него, я поняла, почему из всех возможных вариантов, он выбрал именно этот. С балкона виднелись горы, виднелось море, виднелся угловатый неровный город.

Когда я спустилась вниз попробовать местной выпивки, день уже крепко клонился к вечеру, так что народу в баре было полным-полно. Да еще – пятница. Тихо сидя за стойкой, я наблюдала: заново впитывала все характерные движения и повадки, манеры, привычки. За то время, что мы друг друга не видели, он изменился. Не настолько, чтобы стать неузнаваемым, но все равно – ощутимо. Он повзрослел. Но я знала, что это уловка, что где-то в нем внутри все равно есть та самая сущность, с которой я любила и ненавидела иметь дело.

– Устала? – Киваю. – Держи ключи, ложись.

Поднялась наверх и переоделась. Спать было негде, кроме как вместе, но кровать была такой широкой, что с одного ее края было не докричаться до другого. Я мгновенно уснула. Спокойно и крепко – так, как всегда спала в доме, который называла его.

Когда я поднялся в квартиру, она уже десятый сон видела. Ютилась на постели с краю, ближе к балкону. Я открыл ставень, впуская в комнату воздух.

В отличие от многих женщин, которых я наблюдал спящими в своих постелях, она во сне не выглядела умиротворенной и расслабленной. Во сне она хмурилась и надувала губы так, как делала только будучи на чем-то очень сосредоточенной. Должно быть, что-то снилось.

Я покурил и вернулся в комнату. Времени было уже за два часа ночи. Я переоделся и лег. Из уважения к своей гостье – на другом краю широкой постели. Память обожгло последним разом, когда мы засыпали, обнявшись, и никто из нас не знал тогда, что этот раз – последний. Но это было слишком давно, чтобы быть правдой.