‒ Тихо! Она такая старая, как… помет дракона… ‒ тут Игуми многозначительно покосилась на меня. ‒ Ну, или как твои шуточки. Лучше помолчи, а то Шаво собьется и забудет, что говорила.
‒ Царица была так прекрасна, ‒ цыганка снова выдохнула кольцо табачного дыма и продолжила свою историю. ‒ Золотые волосы царицы развевались на ветру, словно атласные ленты. Она рыдала, просилась, но никто не внял словам бедной женщины. Ее швырнули в ту яму, которую с тех пор так и прозвали Башней скорби и слез, так жалели люди молодую императрицу. Император же не сжалился даже тогда, когда в темнице у его жены родился сын. Не хотел он слышать о том, что его наследник растет в аду среди преступников и убийц. Изменницу с выродком он и вовсе не хотел видеть.
‒ Какая жуть… ‒ прошептала Гвен, за что тоже получила толчок в бок от карлицы.
‒ Но однажды небеса разверзлись от сильного грома и молний. В тот день император праздновал новую свадьбу. Люди считали ‒ сами боги были против такого греха, ведь никто не знал ‒ умерла ли первая жена правителя. Гости съехались во дворец со всех земель и, невзирая на непогоду, веселились в имперских палатах. В один миг свод Башни треснул, подобно скорлупе, и оттуда вырвался дракон. Говорили ‒ он был прекрасен: златокрыл и величественен, словно знал ‒ мир принадлежит лишь ему одному. Он вырвался из тьмы к свету и разрезал грозовые облака, разгоняя тьму, укрощая ветер. Он нес в руках тело мертвой матери ‒ первой жены императора, поруганной и обесчещенной своим собственным мужем. Погибшая, она стала его символом мщения. Дракон выжег дворец дотла вместе с гостями, правителем и его женой, а потом улетел к солнцу. Многие говорили ‒ дракон и есть настоящий правитель, когда-нибудь он вернется и займет свой трон по праву. Быль иль небыль, мне не ведомо. Но, возможно, дракон вернется и разрушит саму Башню скорби, чтобы больше не лились людские слезы под гнетом нерадивых правителей.
‒ Ух! ‒ выдохнула я, едва придя в себя. ‒ Какая красивая сказка!
‒ Так это была правда, или нет? ‒ опомнилась Гвен.
‒ Конечно, это была неправда! ‒ язвительно заметила Игуми. ‒ Драконов отродясь никто не видывал.
‒ А как же… ‒ Гвен многозначительно уставилась на меня.
‒ Это недоразумение! ‒ отмахнулась Игуми. ‒ Есть уже пошли, живот с голодухи сводит! Вам, может, и надо оставаться стройными, чтобы скакать как козы перед зрителями, а у меня ‒ дамы изящного телосложения ‒ на такую работу сил слишком много уходит!
Карлица весьма неизящно выпрыгнула из фургона, сделав кувырок в воздухе.
‒ Здорово было бы, окажись это правдой! ‒ мечтательно заметила Гвен.
‒ Кто знает? ‒ усмехнулась, затягиваясь, Шаваро. ‒ Кто знает…
К счастью, Гвен больше не тянуло на приключения, как в Хелегае, пусть Башня и притягивала наш интерес своей легендой ‒ урок в городке на реке Хелейе мы запомнили надолго.
Скорп, пусть и не беспокоил нас больше, но регулярно появлялся по вечерам во время наших выступлений, чтобы забрать плату. Он был нелюбезен и хмур, однако, по всему было видно ‒ звон монет греет его алчное нутро.
Гинго не сопротивлялся. Но столичная публика все равно относилась к артистам-бродягам с настороженностью. Скудный поток монет не закрывал и дна шляпы. Люди были напряжены и выглядели уставшими, расшевелить публику было весьма нелегко. Самый первый успех казался теперь таким невероятно далеким и почти нереальным.
