– Уф! Ушли! Марина, ты думаешь, это наши? – заволновалась Надежда.
– Безусловно!
***
Надежда в смятении подошла к двери своей комнаты. Заперто. Пионерская закрыта. У Алексашки его нет. Где же он? И Надя решительно направилась в сторону шестого корпуса.
Она поговорила с детьми, бесцельно слонявшимся у домика, а потом подошла к скамейке, где Лена увлеченно читала книгу. Надежда присела рядом и заглянула на открытую страницу:
– Интересная книга?
– Да-а, – подняла голову вожатая.
– Про любовь, небось?
– Не-е-е. Детектив.
– А что у вас сейчас должно быть по плану, Лена?
– Подвижные игры.
– А у вас что?
– Ой, Надежда Геннадьевна, они и так бегают, как угорелые…
– Вот именно – как угорелые!
– А Алла где?
– Алла? Да где-то здесь… – занервничала Лена. – Ребята, все ко мне! Быстро все ко мне!
Дети подбежали к вожатой.
– Доча, ты папу не видела? – тихо спросила у перепачканной землей дочери Надежда.
– Папа ушёл с Аллой в лес. За цветочками.
Надежда побледнела, машинально переплела хвостик на голове Шуры, чмокнула её в макушку и пошла назад. За её спиной Лена организовала игру, и долго ещё слышался голос детей: «Красное знамя, ударное звено, отдайте нам Галю и больше никого!»
«Как же так? Как так вышло?» – думала Надя. Она всегда считала, что такое могло случиться с любой женщиной, но не с ней! Не с ней и не с Женькой! А, может быть, это началось давно? А она и не видела…
Надя не заметила, что углубилась в лес. «Он мне изменяет! И с кем…» Она попыталась рассмеяться, но вдруг громко расплакалась. Это была истерика, когда после длительного напряжения достаточно малейшего эмоционального толчка. Постепенно она успокоилась и поняла, что жалость к себе закончилась. Изчезла, растворилась со слезами. Но появилась злость:
– Ну и ладно! Ну и не надо! Да пошёл он! Что, я сама не справлюсь?!
***
Марина Степановна сегодня заменила Ольгу, страдающую сильной мигренью, и присутствовала на кухне при закладке мяса в суп и масла в макароны. Но мыслями она постоянно возвращалась к кражам цветов и клубники в деревне Опятки. Обычно дети, если и обносили деревенские огороды, то происходило это в Бузово. Это село было ближе к лагерю, да и домов там было больше.
Пока начальница думала о своих заботах, Домна Ивановна молниеносно взвешивала, отрезала, опять взвешивала и кидала куски масла в кастрюлю с корявой надписью «Второе блюдо». Евдокия бегала за шефиней, как хвостик, и подбирала грязную посуду.
– Да что ты все путаешься-то под ногами, Евдокея? И ходит, и ходит…
– Так я на пенсии, имею право! На то, что слева, и то, что справа. Куда хочу, туда хожу! – обиделась Евдокия и, гремя кастрюльками, ушла в посудомоечную.
В столовую зашла Надежда и направилась к раздаче. Марина повернулась на голос подруги и встала спиной к плите. Домна тут же быстрым, отработанным движением вынула масло из кастрюли, бросила его в ковшик и, закрыв его крышкой, закричала:
– Евдокея, убери скоренько лишнюю посуду с плиты, а то тут не развернешьси!
– Бег-у-у, бегу-у-у! – донесся дребезжащий голос помощницы по кухне. Евдокия юрко подбежала к плите, схватила ковшик и унесла его в подсобку. А Домна уже интенсивно мешала черпаком макароны, размешивая в них следы масла.
Марина подошла к раздатке и вполголоса спросила:
– Ну что, Геновна, что-то случилось? Какое-то утро сегодня недоброе…
– Марина, а ты помнишь, я тебе рассказывала про Антона? Ну, про свидание с девочкой? – затараторила Надя.
