Профессор положил на колени скрипку и венок и стал вести себя как-то смущенно. Он обернулся и посмотрел на маленький холм, который остался позади нас метрах в ста.
– Мы не могли бы вернуться туда?
Тихо призывая Аллаха дать ему сил, Сулейман включил заднюю передачу. Глядя назад, он тронулся с места, как вдруг двигатель заглох. Сулейман сердито развернулся и повернул ключ зажигания, но машина не завелась. Он попробовал несколько раз – нет, не заводилась. Мы в растерянности смотрели друг на друга. Он предпринял еще одну попытку, на этот раз успешную, и мы поехали назад.
Мы проехали полпути до холма позади нас, как профессор попросил остановиться. Мы стали смотреть на него, ожидая дальнейших указаний. Поскольку Сулейман не понимал профессора, он обычно не поворачивался, когда тот говорил. Но сейчас ему было так интересно, чего же захочет Вагнер, что он развернулся и смотрел ему прямо в глаза.
– Я бы хотел остаться один. Вы поезжайте чуть дальше за холм и ждите меня там. Я скоро присоединюсь к вам.
– А потом? – спросила я.
– Потом… Э-э… Потом поедем назад, конечно.
Он вышел со скрипкой и венком и немного постоял рядом с машиной. Когда он открывал дверь, в салон проник леденящий холод. Профессор нетерпеливо ждал, пока мы уедем. Сулейман, видимо, резко нажал на газ, потому что машина рванула под рев мотора. От бешенства он так сделал или боялся, что двигатель снова заглохнет, я не поняла. Да и вообще, что происходит, что все это значит – я не понимала ничего.
Пока мерседес сдавал назад, я смотрела сквозь лобовое стекло вслед профессору. Он шел в такой холод, борясь с сильным ветром. Шел в сторону моря.
Сулейман спустился с холма и остановился. Отсюда не было видно ни моря, ни профессора. Я тут же вышла и, пройдя несколько шагов, поднялась наверх. Профессор продолжал идти. От холодного ветра с моря у меня перехватило дыхание, он словно пронизывал меня насквозь. Я и так не могла как следует согреться с момента, как вышла из дома.
Профессор дошел до берега и остановился. Пройди он еще несколько шагов, и его бы поглотили высокие волны. Он выглядел очень странно на сером фоне в своем черном пальто и шляпе. Вагнер положил футляр со скрипкой на землю, а венок держал в руках. Пройдя еще несколько шагов, он наклонился и, должно быть, пустил венок по морю, потому что, когда профессор выпрямился, в руках у него уже ничего не было.
Затем он развернулся и, сделав шаг, застыл. Думаю, ему мешало мое присутствие. Ну а я не собиралась заболеть по вине этого сумасшедшего. Я развернулась и ушла.
Когда я вернулась к машине, Сулейман, прислонившись к капоту, курил, то и дело потирая руки. Я положила руки на крышку капота, пытаясь немного согреться.
– Чем он там занимается? – спросил он раздраженно.
У меня не было ответа. Пожав плечами, я скривила рот, давая понять, что не знаю. От тепла мотора мне стало лучше. Так мы подождали несколько минут.
Когда я собралась уже сесть в машину, Сулейман бросил окурок на землю и начал подниматься на холм. Опасаясь, как бы он чего не выкинул, я передумала садиться и пошла за ним.
Когда Сулейман достиг вершины, он в изумлении развел руками. Я догнала его и увидела, что его так удивило. Сама я уже перестала чему-либо удивляться.
Бешеные волны бились о скалы, создавая белую пену. Кроме них все было серым. На фоне серого моря и серого неба к нам спиной стоял профессор, и черные полы его пальто развевались на штормовом ветру. Профессор играл на скрипке.
