Я напустила строгий вид и уверенно сказала:
– Ты открой номер! Я заплачу́. Вот если не откроешь, тогда твой Абдуллах-аби точно рассердится.
Он немного помедлил, затем быстро пошел в другой конец комнаты и открыл ящик. Судя по звукам, мальчик выбирал ключ.
Пока мы разговаривали, профессор полумертвый сидел на стуле. Теперь мы вместе с Сулейманом подняли его и с трудом затащили по узкой лестнице на верхний этаж. Парень открыл дверь. Номер, как я и ожидала, был в ужасном состоянии.
Двухместная кровать, две незатейливые тумбочки по обе стороны, треснувшее зеркало на стене – вот и все. Мы уложили профессора в кровать и укрыли.
– Ты сможешь завести машину? – спросила я Сулеймана.
– Нужен автослесарь. Может быть, эвакуатор потребуется…
Он развернулся к парню:
– До Шиле есть маршрутка?
Мальчик махнул рукой, словно указывая на далекое место:
– Та-а-ам, по главной дороге ходит. Иногда.
– Сейчас поеду в Шиле, – сказал Сулейман. – Привезу автослесаря. Если он справится, я отвезу его в мастерскую, оттуда приеду и заберу вас.
Я посмотрела на него в отчаянии. Сулейман понизил голос:
– Если слесарь не поможет, он точно знает, где найти эвакуатор. Вызовем и заведем в конце концов эту развалину.
– Ох, Сулейман, сколько же времени потребуется?
– Три-четыре часа. Если все пойдет хорошо.
– Лишь бы он не умер за это время. Может, из Стамбула кого-нибудь вызвать?
– Не надо! – резко ответил он, будто во всем была виновата я. – Да и раньше они не приедут.
– Давай, поторопись.
Оба вышли из номера. Я услышала, как мальчик сказал Сулейману:
– Я тоже с тобой поеду.
Я осталась одна в комнате с профессором, которого мы уложили на кровать в пальто и укрыли. Я запаниковала и бросилась подтыкать покрывало, чтобы нигде не осталось щелей.
Но покрывало, пальто, лицо профессора, все было таким ледяным, что, как ни укрывай, толку не было. Я раскрыла его, сняла пальто, пиджак, свитер, ботинки и брюки.
Тут я заметила, что, хотя профессор лежал уже давно, простыня все еще была холодная. Тогда я перевернула его на бок и подтянула его колени к груди. Держа за затылок, я чуть согнула его. Нужно было, чтобы он занимал как можно меньше места. Я снова плотно его укутала.
Мне вспомнились зимние ночи в нашем первом с Ахметом доме. Отопление было печное, мы ложились спать, дрожа от холода. И хотя незадолго до сна мы открывали дверь в спальню, чтобы впустить теплый воздух, постель все равно оставалась холодной.
Мы ложились в обнимку, стараясь занимать поменьше места, и плотно укутывались одеялом. Вскоре воздух под одеялом начинал нагреваться.
Я еще раз проверила, не задувает ли под одеяло. Он был хорошо укрыт, но везде, где я трогала, было холодно. Как он нагреет воздух под одеялом, если у него в теле не осталось тепла! Надо было срочно что-то делать. В любой момент могло стать слишком поздно. В конце концов, я за него отвечала. Университет поручил мне позаботиться о Вагнере. Если он сейчас при мне умрет, что я скажу ректору? «Я отвезла его в Шиле, а он замерз насмерть», – так, что ли, объясню? Такого нельзя допустить! А пресса? Кто знает, какие истории они начнут сочинять! «Американского профессора в мороз отвезли в Шиле на ректорском автомобиле без обогрева, где он погиб от холода». Из-за такого скандала ректор мог лишиться своего кресла. А что мы скажем Гарварду, как сообщим? Как можно было потерять человека в Шиле?
