– Возьми меня с собой, – взглянув на растерянную Княгиню, сказала Сьена. – Сопровождение фамильяра допускается, а я птичий облик приму. Не будут же они под хвост смотреть, а коли попробуют – меткую очередь в глаз получат…
Ровно в назначенный час двери начальственного кабинета распахнулись, пропуская внутрь Осеннюю княгиню. Свободное зелёное платье в пол, серебристая накидка – будто туман над горным лесом. На плече – крупная пушистая птица неведомой породы.
– Доброго дня, Мирослав Освальдович.
Редко кто не спотыкался на имени-отчестве начальника департамента. Княгиня пополнила ряды приятных исключений.
– И вам, Персефона Ивановна. Кофе, чай, что-нибудь… поинтереснее?
Мимолётная улыбка:
– Можно просто Персефона. Благодарю вас, не утруждайтесь.
Строгий настрой Мирослава пошатнулся.
– Располагайтесь, Княгиня, – кивнул он на кресло. – Птицу можно на вешалку посадить.
Когда шуршание княгининых одежд стихло, Мирослав вкрадчиво уточнил:
– В Европе, говорят, уже первоцветы вовсю распустились?
Вновь мимолётная улыбка. Нет, решительно невозможно…
– Не знаете ли, Княгиня, кто их так распустил?
До Персефоны начало доходить. Ведовской цех её в том же среди зимы подозревал.
– Я провела достаточно времени и в морозных краях, – выложила алиби Осенняя княгиня. – К тому же в прошлом году жила не здесь.
– Полагаю, дело не только в вас, – ответил Мирослав. – Сдаётся мне, это потому, что нынешний владыка Самайна к смертным созданиям чересчур мягок. А муж и жена…
– Так вы меня вызвали, чтобы уличить в доброте? – усмехнулась Персефона.
Сьена на вешалке нахохлилась. Не нравился ей этот магический функционер. Наверняка он Артемиса лишь мельком на коронации видел да по случайным фактам мнение своё ценное составил. Встретил бы Владыку в гневе – заикался бы по сию пору.
– В излишней доброте, – уточнил Мирослав. – С Летним королевичем Князь не бился трижды, как положено…
– Светомир был уже не в силах достойно ответить на вызов, – перебила Персефона.
– Важно не это, – парировал Мирослав, – а то, что Артемис не заставил его драться, а сжалился и упокоил одним ударом. После этого взялся сказочные книги сочинять…
– На минуточку, не сочинять, а редактировать, – возмутилась Персефона. – А в сборнике ни единой выдумки нет, поскольку и мы, и сами авторы друг друга проверя…
– Вы слышите то, чего я не сказал, Персефона. Разве я успел обвинить кого-то во лжи? Мне кажется сомнительной и опасной лишь цель, с которой книга была издана.
Княгиня промолчала, предоставив Мирославу право на монолог.
– А цель, полагаю, та же, что у очков, – изрёк тот. – Помочь людям узреть волшебное. Сил придать, краски жизни обновить и тому подобное. Скажите, многие ли преуспели?
Сьена-птица кивнула – мол, есть такие и наверняка будут ещё. Княгиня кивнула также.
– Пусть так, – упрямо мотнул головой Мирослав. – Но пока одни преуспевали, другие нашли способ обратить это творение во зло. И масштаб последствий таков, что на его фоне начисто теряются робкие случаи ваших добрых чудес.
Княгиня ответила безмолвием.
– Вы не должны миру молоко и мёд, Персефона, – сбитый с толку отсутствием возражений или оправданий, промолвил Мирослав. – Оставьте это Бригитте, сейчас её время. Ваша с Князем задача – править тёмным вдохновением, тревожным туманом и стылым сумраком, невесомой гранью меж страхом и ужасом, меж сном и смертью. Если не будете тверды в этой власти, кто-нибудь захочет сделать вашу работу за вас, и сделает отвратительно. Простите, если показался резким. Я не вправе приказать, но прошу настойчиво: будьте сильны в том, в чём положено, и так, как положено.
