– Ты – да, ты – суперновая. Мне с тобой безумно интересно.
– Я не такая, как обычно в опытах.
– Вообще не такая.
И наконец – так:
– Ты мне сам никогда не пишешь. Никогда. А стоит мне начать – часами беседуем. Интересно, что ты делаешь в свободное от меня время…
– У меня все время тобой занято.
А потом не спится.
Хожу, брожу. Загляну в зеркало – там глаза-плошки с пресловутым «внутренним сиянием», просто ослепительным для такого времени суток, и улыбка до ушей. Радость и страх вместе.
Так страшно принять, хочется вернуть, отплатить… Довела себя до такого места, где уже дальше как будто и невозможно ничего: идти домой, общаться с семьей, работать рядом и расходиться по домам, работать без него, разговаривать обо всем и молчать о своих ощущениях, проводить какие-то встречи рядом – пусть важные и прекрасные, но какие-то! – и… уходить! И сколько бы мы ни говорили – как будто все молча.
Пригрозила «подкараулить у метро», приехала и обрушила на него в машине всю свою избыточную чувственность. Я не знаю, было ли когда-нибудь раньше так, чтобы во мне ходила по орбитам сильнейшая энергия, а я ее… осознавала. Вот в те минуты – было. И он спокойно эту энергию принял. Держал меня за руку. А на следующий день во мне прямо на людях начались приливы такой же энергии, а так как он до этого все про телепатию намекал, я спросила, что это со мной, и он ответил, что понравилось за руки держаться, вот и продолжает… Вечером приехал. И бежал по снегу мне навстречу. И обнимал. И мы гуляли, везде останавливались и обнимались, сидели на скамейке на бульваре… Такая заряженность была мне незнакома – или я такой не помню… – цунами энергии напоминали приливы молока в периоды лактации.
– …И у меня так много счастья, удивительно. Каждый день, каждый час, каждую минуту. От песен, от лекции, от объятий, от улыбок – и сама хожу и улыбаюсь во весь фейс, – от грусти, от сопереживания, от детей, от людей, от мыслей, даже от концепций. Трудно справляться с радостью, трудно ее распределять, но я учусь; ты меня учишь, ты мне помогаешь, ты меня в этом… пестуешь! А я ребеночком в тебе прячусь, как и хотела… И до сих пор не понимаю, то ли ты мне не разрешал к тебе приставать, то ли разрешал, только молчал! Мне казалось, что ты недоступный и такой… серьезный.
– У меня все в жизни с первого взгляда. Но одна серьезная причина действительно есть: почувствуешь ли, что Ты значишь для меня. Будет ли это ощутимо «на расстоянии». А если будет, – если получится, чтобы почувствовала, – то тогда и поймешь, что Тебе все можно. Когда-нибудь напишу тебе, как я в моем лесу за насыпью железной дороги весной ходил и обнимал сосны, они там такие… понимающие. Я пытался их назначить антеннами… Ну, и как все сны исчезали бесследно из памяти сразу, как рассвет в окна, почти автоматически: ведь вместе работать днем, спорить и обсуждать всякое важное… (Конечно, я чувствовала. Я знала! Но боялась, что неправильно понимаю. Я же тогда была в забвении по поводу нашей сути и вечности. Хотя уже начинала пробуждаться…) Мне просто очень радостно, что ты есть. Вообще на свете и в моей жизни. (Я видела свечение, прямо-таки ощущение Божественного Присутствия!) Мне очень хорошо от твоих слов и писем. Необыкновенно хорошо. Я старательно изображаю спокойствие, конечно… Спокойно признаю, что не могу насмотреться на тебя, когда вижу. И абсолютно спокойно все время только о тебе и думаю.
