Тихоня представила, как, проклятая семьей, бродит одинокая и презренная по дому, от угла к углу, и нигде не может найти покоя, как боится выглянуть за забор, потому что устанет жить под прицельными взглядами-издёвками насмешливых соседей – и ещё больше заголосила, не успевая вытирать градом бегущие по щекам слёзы.
Всё получилось не так. Всё, абсолютно всё! Не так, как мечталось. Не так, как хотелось. Люба грезила, что её первый опыт случится в сказочном месте, с очень-преочень замечательным молодым человеком, который, само-собой, должен быть весьма симпатичным и обязательно в неё влюблённым. Иногда Поспелова смела надеяться, что этим самым «замечательным молодым человеком» окажется Сэро, если бы вредный красавец вдруг соизволил со своего пьедестала увидеть в ней интересную девушку. Их ссора, конечно же, блеск его обаяния потушила, но всё же… Сахарные грёзы сопровождались богатейшим спектром удивительных фантазий да наивных иллюзий, попахивавших ванилью и розами. А что в итоге? Вечер с Имиром, с которым она толком не пересекалась, которого едва знала, побаивалась, даже остерегалась – и тем не менее умудрилась позвать в опустевший дом.
«К тому же ещё и цыгана! – подсказал суровый внутренний голос, тут же обретший черты Александры Григорьевны, искорёженные от отвращения и ярости. – Ох, горюшко на мою старую голову! Всегда, с тех пор как родила, чуяло моё нутро, что по рукам пойдёшь! Видела с самого младенчества, как тащится твоя малахольная шкура по мужицким порткам! Дай только волю – сразу в семейниках потеряешься, лахудра! Я всё помню!»
Старшеклассница устало присела на кровать, не в силах уйти от непрошеных воспоминаний.
В Любину группу пришла работать воспитательница – дама грубая, чёрствая. Она привела с собой маленького сына. Женщина прознала, что семья Поспеловых при деньгах, и не раздумывая присоседила отпрыска в кроватку к девочке. Кровати зачем-то ставили вместе, парами, и крошка-Люба, безответная по натуре, не знала, куда сбежать от странного мальчика.
– Можно, я буду спать с подружкой? – робко попросила пятилетняя Поспелова.
– Зачем это?! – нехорошо нахмурилась воспитательница.
– Мне Лёша спать мешает.
– Мой Лёша?! И как он тебе мешает? – ещё больше потемнела женщина.
– Трогает и просит мои трусы, – еле слышно прошептала Люба, боясь гнева взрослого.
– Чё ты врёшь?! – подпрыгнула работница. – На хорошего мальчика наговариваешь?! Ишь, какая! Лгунья! Спала бы сама в тихий час, и никто б не мешал! Никуда я тебя перекладывать не буду, а ещё раз подойдёшь – в угол, позорницу, на весь день поставлю!
Безнаказанный ровесник продолжил доставать ещё больше. Она пыталась сбежать в туалет – и её перестали вообще выпускать из спальни, а при отказе вернуться били длинной деревянной линейкой. Дошло до того, что во время уличных прогулок сосед по кроватке преследовал её до кабинок уличного сортира и не давал уединиться:
– Впусти меня, Люба! Ну впусти!!!.. Хочу посмотреть! А не впустишь, я маме пожалуюсь, и тебя накажут! Больно-больно!
Тихоня пускала, боясь расправы. Один раз их всё же подловила мать Алексея, и, когда за дочерью вечером пришла Александра Григорьевна, провела воспитательную беседу:
– Вашей Любе пять лет, а уже с мальчиками один на один запирается! Зачем ей это? Вы бы задумались о её будущем: не нормальные у ребёнка наклонности. Знаете ли, ни одна девочка в группе так не делает, кроме неё. Я поговорила с Лёшей, и он мне пожаловался, что Люба давно к нему пристаёт. Сыну я верю. Так что примите меры, пока не поздно: невеста будущая растёт! Сейчас маленькая, а потом с ней сладу не будет!
