Шлях - страница 10

    Сороки находился в той части Молдавии, которая до войны принадлежала Румынии и служил чем-то вроде курортного центра для румынских бояр. Свидетельством былого феодально-буржуазного прошлого были уютные, с колоннами и башенками, особнячки, превратившиеся в советские учреждения и утопающие в буйной зелени, а потому всегда загадочно тенистые, асфальтированные улицы.

    Цепляясь за каменистые террасы, эти улицы, извиваясь, карабкались вместе с обнесенными верандами домиками – с одной стороны города – на возвышавшуюся над ним гору. На ней росли колючие грабовые кусты и привольно зеленели поляны, на которых молдавские чабаны пасли отары под звуки протяжно-тоскливых мелодий "Дойны". С другой стороны, улицы, постепенно опускаясь, упирались в крутой берег Днестра, где вдали, окутанная в легкое туманное марево, была уже Украина с прячущимся под густыми вербами, селом Цыкиновкой и начинающейся здесь двенадцатикилометровой дорогой до нашей Севериновки. Крутой глинисто-песчаный берег Сорок был весь усыпан черными, как оспинки, небольшими дырочками. То были гнезда, в которых жили, в неисчислимом количестве, хлопотливые береговые ласточки – постоянный предмет моих охотничьих мечтаний и безуспешных попыток воплотить эти мечтания в реальную действительность. На берегу стояли старые корпуса городской больницы, где и работала акушеркой моя мама.

   Город, таким образом, напоминал удивительно уютную, как бы зажатую с двух сторон горами и рекой, пеструю и поразительно ярко расписанную – если смотреть сверху – гигантскую чашу.

     Именно таким – прекрасным, зелёным и огромным – он всегда представлялся мне до тех пор, пока, уже будучи аспирантом, я не посетил его с Петром Яковлевичем и с удивлением обнаружил, что гор там, оказывается, вовсе и нет, а есть лишь небольшие холмы, а романтические румынские особняки – это просто обычные домишки заштатного молдавского районного центра. Вот уж, действительно, деревья бывают большими только в особой стране – стране детства.

    Правда, приметы нового времени не обошли его стороной. На месте убогих, обнесенных верандами, халуп, самодовольно устремились ввысь двух- и трёхэтажные коттеджи цыганских баронов – новых финансовых воротил. Почему-то именно здесь цыгане заявили о себе как об удачливых поборниках рыночных отношений и городишко постепенно, но уверенно достигает гордого статуса их неофициальной, по крайней мере, пока, столицы. Возникшие на территории бывшей единой страны пограничные кордоны отнюдь не препятствуют этому…

    Недалеко от больничных корпусов, среди бесчисленных ласточкиных гнезд, таилась, скрытая густыми кустами, небольшая укромная пещерка, которая стала для меня местом первой и последней попытки приобщения к табачному зелью. Прикупив, с моим закадычным другом Володей Коршиковым, по пачке модных тогда папирос "Беломорканал", мы, укрывшись в ее таинственно-гостеприимном углублении, выкурили их одну за другой. Что называется, за один присест. Результат оказался плачевным. Стараясь удержаться за качающуюся и куда-то уплывающую землю, бледно-зелёные и дрожащие, мы едва не потеряли сознание.

   Жалкие результаты нашего эксперимента имели для меня далеко идущие последствия: за свою жизнь я постепенно обзавёлся достаточно живописным букетом того, что называется дурными привычками, но стойкое отвращение к никотину так и не преодолел и курильщиком не стал. А Володя… Через год, примерно, он умер от менингита…