– Мой командир говорил, что не понимает и не хочет понимать психологов, но понимает психологинь.
– Ага. Я тоже, – раздалось из-под одеяла.
Влад поменял затекшую ногу.
– Марк, а он как погиб?
– Мы не видели. Вернее, все всё видели, но каждый по-своему, очень по-своему. На нас то ли газ какой пустили, то ли чё. И вообще, спи. Я байки из склепа травить не собираюсь. Я тебе не Плотва.
Марк соскочил с подоконника, подмигнул Владу и ткнул кулаком в холм на одеяле. Одеяло взвыло. После потасовки красный лохматый Плотва вылез и сел, подобрав под себя ноги.
– А эта… про мою бывшую знает все.
– Откуда у нее доступ? – удивился Плотва и почесал лоб.
– Ладно врать-то! – Марк ещё пытался отдышаться.
– Есть у нее доступ. И звание, знаете, знание! – Влад поднял палец к потолку.
– Да ладно…
– Это у нее наследственное, – объяснил Влад, – по наследству передали.
– Это у нее половое, – сказал Плотва. – Как передали, сами нафантазируйте.
– Придурки вы! – непонятно на что обиделся Влад, лег закрыл глаза и почти мгновенно уснул.
Плотва скрылся под одеялом, слабый свет фонарика почти не выбивался наружу.
Марк лежал и вспоминал Олега Глумуса. Особенно тот момент, когда Олег разбил нос проверяющему из Центра. Там, в воспоминании, все было ярко, по-киношному. Марк до войны любил боевики. Яркая кровь. Белый зимний день.
И какая-то девочка в красном пуховике (ее видно из окна) бежит по заснеженному шоссе.
Кирилл Плотвинин вынырнул из-под одеяла, когда друзья уже спали. Он не улыбался. И лицо его изменилось, будто повзрослело, осунулось, стало резче. Он огляделся и сунул под матрац ближней пустующей койки книгу. Джером Сэлинджер «Эсме с любовью и всякой мерзостью».
И четыре часа до рассвета.
– Проходи, садись, – сказала Машка Павлу, – и угощайся кстати.
Она кивнула на лежащую на столе солдатскую флягу.
– Это что?
– Бери, бери, это кока-кола, ты же любишь сладенькое?
Павел скрутил пробку, понюхал, потом сделал глоток – кола отдавала алюминием.
– Даже боюсь спрашивать, откуда ты ее взяла…
– Пособие.
Машка растянула в кресле. Она казалось расслабленной. Но Павел чувствовал какое-то пульсирующее напряжение.
Он отпил еще чуть-чуть и протянул фляжку хозяйке. Машка задумчиво поболтала ее, а потом налила немного в крышку от термоса и добавила чего-то из стеклянной бутылочки.
– Спирт, – пояснила она, – меня этому Олег научил. Школьный друг мужа. Помнишь, я рассказывала?
Павел смотрел, как она пьет.
– Ты так много умеешь, Маша, – сказал он и покраснел.
– Хочешь?
– Нет.
– Ну и правильно, – Машка допила и вытащила из стола папку с бумагами. – Боевые офицеры – телом статны, мозгом серы.
– Что? – Павел засмеялся и замахал, – ты несправедлива. Они гораздо храбрее нас.
– Уверен? – Машка подняла брови.
Павел растерялся.
– Маша, я обидел тебя?
– Ох, не говори ерунды. Нам пора заняться проверкой тестов моих гавриков. Сам вызвался мне помогать. Вот и помогай.
Они работали в тишине. Только крысенок изредка пытался сгрызть то проверенные листы, то ручку.
– Странные они у тебя.
– Кто? Вопросы?
– Нет, офицеры. Эта троица. Я, конечно, не знаю, кто они и откуда.
– А ты спроси.
– А ты скажешь?
– Смотря что. Вот, Кирилл Плотвинин – бывший математик, ушел с четвертого курса. От кругов Эйлера-Венна до округления потерь.
– Как думаешь, это эволюция или деградация? – попытался пошутить Павел.
– По-моему, это бегство. – Мария не приняла шутки, – впрочем, не мне судить.
