– И ты сам в это тоже веришь? – спросил я. – Ведь есть убедительные свидетельства, что 22 марта 1919 года белые казнили именно Кочубея.
– История порой преподносит такие сюрпризы, что дальше некуда, – сказал Пётр. – Мне кажется, версия, что вместо Кочубея казнили кого-то другого, вполне имеет право на жизнь. Вот ответь мне на вопрос, почему во время войны, когда восхваляли подвиги наших предков, начиная с Александра Невского и Дмитрия Донского, про Кочубея ни слова? Симптоматично? А теперь ещё теплее. Аркадий Первенцев, когда писал свой роман о Кочубее, зачем-то ездил в командировки в Норильск и Магадан. Зачем? Не догадываешься? Одно из двух: либо был жив сам мой дядюшка, либо его ближайшие сподвижники. Куда, к примеру, делся Пётр Чикильдин? О нём вообще никаких упоминаний, кроме стихотворения, написанного краснодарским поэтом Иваном Беляковым. Но о Чикильдине тот узнал со слов отца.
Ещё позже я встретился с членом комиссии по расследованию преступлений фашистов во время Великой Отечественной войны на территории Новгордской области Суходольским. Он сказал:
– Я часто участвовал в эксгумации погибших в братских могилах. Кости там, как правило, перемешены. Тяжелые (большие берцовые) отделяются от скелета, пробивают себе дорогу и падают на дно могилы. Более легкие – остаются на своем месте. Головы повешенных часто отделяются от тела. Опознать кого-то в этой куче костей трудно.
Были друзья, стали враги
Подавляющее большинство историков считает, что Иван Кочубей действительно был казнён. Но есть вопросы. При вскрытии братской могилы и извлечении останков Кочубея не было квалифицированных патологоанатомов, вообще всяких судебных медиков. Почему? Всё ограничилось только опознанием останков сестрой Кочубея. Но как она, спустя почти сорок лет после казни брата, могла вспомнить, во что он был одет? Нет никаких свидетельств того, что родственники Кочубея присутствовали на его повешении. Разве что только жена, которая была арестована вместе с Иваном Антоновичем. Судьба её тоже, по сути дела, неизвестна.
Разумеется, во время Великой Отечественной войны, когда руководство страны сомневалось в благонадёжности кубанских казаков, многие из которых воевали на стороне немцев и эмигрировали, сделать ставку на Ивана Кочубея было своего рода козырной картой. Тут вариантов много. Даже если настоящего Кочубея казнили в 1919 году, можно было подыскать Кочубея фальшивого, обучить его соответствующим образом, придумать легенду чудесного спасения, запугать родственников или вообще их устранить и так далее.
Что реально в этом? Прежде всего, фигура друга-врага Кочубея Андрея Григорьевича Шкуро. Это была уникальная личность. Шкуро получил блестящее образование. В царское время проявил себя на Кавказе, ликвидируя банды, проникавшие из-за границы, а когда началась Первая мировая война, прославился своей храбростью. Сформированный им Кубанский конный отряд особого назначения наводил ужас на врага. В этом отряде служил и Иван Кочубей. И Шкуро с ним подружился. Что объединяло неграмотного казака с человеком голубых кровей, сегодня не знает никто. Я рискну выдвинуть своё предположение: безумная храбрость, готовность пожертвовать собой во имя родины.
Но после прихода к власти большевиков бывшие друзья стали врагами. Шкуро примкнул к Белому движению, Кочубей – к красным. И Шкуро добивается гораздо более весомых успехов, чем Кочубей. В ноябре 1918 года он назначается начальником Кавказской казачьей дивизии и получает чин генерал-майора. В станице Баталпашинской (ныне Черкесск, я жил там с 1973 по 1980 год) Шкуро организовал производство снарядов, патронов, сукна, кожаных сапог, бурок и шуб для Белой армии. В Зеленчуке по его приказу началось строительство лесопильного завода для восстановления разрушенных станиц. Кочубей, увы, прославился в основном как анархист.
