Целиноградское «Динамо» было экипировано в полном соответствии с футбольными правилами. У нас же не было никакой формы. Только сапоги сняли и ремни, чтобы не нанести травму кому-то, и играли босиком. И вот так получилось, что я прошёл по краю и выдал пас центральному нападающему. Тот забил гол. Игра закончилась вничью, хотя наша команда была, конечно же, никакой. И после игры тренер целиноградцев завёл со мной разговор, пригласил поиграть за «Динамо». Это было, конечно, лестно, но я отказался. Я курил, продержаться на поле 90 минут для меня было невозможно. Да и совсем другие планы тогда были.
Раиса-Крыса
Я учился хорошо до седьмого класса. Но вскоре всё изменилось. Ушла в декрет наша любимая классная руководительница Мария Алексеевна, и её заменила некая Раиса Платоновна, про которую ходили очень нехорошие слухи. В годы войны, когда румыны квартировали в Будённовске, она якобы сожительствовала с вражеским офицером. Слухи эти не подтвердились, но молва людская всё равно талдычила своё. И по возрасту Раиса Платоновна подходила под создаваемый образ. В годы войны ей было меньше двадцати.
Наши пути с Раисой-Крысой пересеклись во второй раз. В школе был драмкружок, и я в него записался. Кружком руководила Крыса. И она предложила мне роль немецкого шпиона, которого разоблачают пионеры.
Спектакль был встречен хорошо. Но меня после него прозвали Шпионом и отпускали всякие дурацкие шуточки. Я обиделся и перестал ходить на занятия кружка.
С приходом Раисы-Крысы многое изменилось. Она встретила неприятие. И стала ставить двойки направо и налево. В том числе и мне, отличнику. И я взбрыкнул. Стал вообще неуправляемым. Возможно, тут виной переходный возраст, возможно, пробуждающийся темперамент. Я грубил, делал всё наоборот и стал, как было принято тогда говорить, трудным подростком. Я вообще перестал учить уроки и всё время проводил за пишущей машинкой отца, когда его не было дома. Я печатал двумя пальцами свои стихи. Они, конечно же, пропали. Но, наверное, это хорошо.
Тая Бакланова и Рита Зепнова
Однажды в нашем классе появилась новенькая – Тая Бакланова. Она приехала, кажется, из Москвы и поразила всех нас своей сшитой, видимо, на заказ школьной формой, которая подчёркивала её стройную фигурку и была гораздо короче, чем у остальных девочек. А ещё нас поразил аккуратный атласный фартучек.
Вот тогда я влюбился по-настоящему и даже ночью думал о новенькой. Писал в своей заветной тетрадке с зелёной обложкой:
Бакланова Тая, в тебя я влюблён,
я вижу тебя в забытьи.
Тебе посылаю привет и поклон
и эти стихи мои.
Но никаких стихов, никаких записок я, конечно же, не посылал. Тем более, что недели через две Таю увезли снова в Москву.
Дружба мальчиков с девочками тогда не особо поощрялась. Но Толик Лыкин проявил значительно больший прагматизм, чем я. Он написал записку Люде Паниной с предложением стать друзьями. Она согласилась. После школы Толик стал провожать её домой. Этим практически дружба и ограничивалась. Правда, пару раз они сходили с Людой в кино.
Толик, уже поднаторевший в отношениях с противоположным полом, спросил у меня однажды:
– А ты почему не хочешь дружить с какой-нибудь девочкой?
Я мялся, не зная, что ответить.
– Неужели ты не видишь, что Рита Зепнова с тебя глаз не сводит? – снова спросил он.
– Нет, – вконец растерялся я.
– Все в классе видят, а он не видит. Протри глаза.
