Я не знаю, когда умер этот тихий и добрый человек. Узнав об этом скорбном событии, написал такие строки:
Я видел неправильный сон,
он был совершенно прикольным.
Я в церкви, где изображён
Морковка, учитель мой школьный.
Доверчивый рыжий еврей,
поездивший много по свету,
признался однажды: «Сергей,
наверно, ты станешь поэтом.
Но только себе не солги,
не надо быть слишком уж нежным.
Тебя поджидают враги,
и с ними война неизбежна».
Тогда я витал в небесах,
не знал ни минуты покоя.
Но в честных еврейских глазах
мне виделось что-то такое,
чего не увидишь в упор,
напрасно об этом мы спорим.
И был неподвижен тот взор,
и был отрешённости полон.
…Он жил совершенно один
и умер как будто бы летом.
Его я искал, и раввин
поведал печально об этом.
Он жизнь на забвенье сменял —
она была невыносима.
И мучает совесть меня —
ведь был я ему вместо сына.
2014, г. Нижний Новгород
Долго будет Калерия сниться…
Мне очень нравилась и преподаватель математики Калерия Алексеевна. Она раньше работала в Суворовском училище, но его расформировали опять-таки по велению Хрущёва, и она перешла в нашу школу. Это был педагог с большой буквы. Класс замирал, когда она начинала урок. Это был какой-то гипноз, и я настолько увлёкся алгеброй и геометрией, что даже стал получать пятёрки. Но это увлечение, как и увлечения рисованием, театром и шахматами, было весьма кратковременным.
Тогда была весьма популярна песня «Долго будет Карелия снится» в исполнении ныне забытой певицы Лидии Клемент, которая вскоре умерла от саркомы. Удивительно, но так совпало, что и слово «Карелия» было почти аналогом имени Калерии Алексеевны, и внешне она очень походила на Лидию Клемент. Помнится, я написал по этому поводу:
Долго будет Калерия сниться,
будет сниться с этих поp —
так, что захочется жутко напиться,
если ты в алгебре туп, как топор.
Пародия эта быстро распространилась по школе. Дошла она и до Якова Марковича, а тот, наверное, ознакомил с ней и математичку. И она как-то странно стала на меня посматривать, в её глазах я увидел какой-то призыв. Но Калерии Алексеевне было уже далеко за тридцать. Она мне годилась в матери. Я представил, что всё могло сложиться иначе, когда прочитал «Элегическое стихотворение» Ярослава Смелякова, которое начинается так:
Вам не случалось ли влюбляться —
Мне просто грустно, если нет, —
Когда вам было чуть не двадцать,
А ей почти что сорок лет?
Увы, мне было всего пятнадцать.
Наши походы
Мы встречались и летом, каждое воскресенье. Саша Гейдеко увлёк нас туризмом. Он был заядлым грибником, знал окрестные леса, как свои пять пальцев. Так как в городе не было водоёмов, кроме чрезвычайно грязного Комсомольского пруда, мы часто совершали пешие переходы до Сенгилеевского озера.
Если ехать к нему, то это в 18 километрах от Ставрополя. Если идти напрямик, лесами, то это ближе километров на пять. Но если последние пять километров идёт довольно крутой спуск к озеру, то обратный путь начинается с пятикилометрового подъёма. Надо было преодолевать склон большого оврага.
Но нас это не пугало. Шли, горланили песни, какие знали. Популярны тогда были «Бригантина» Павла Когана, «Вечер бродит по лесным дорожкам» Аллы Якушевой. Делали привал, подкреплялись, снова шли. Собирали грибы, жарили их.
Сначала Саша Гейдеко увлёк нас с Борисом Жогиным. Постепенно к нам стали присоединяться и другие одноклассники – Таня Кулешова, Люда Беликова, Люда Погребенко, Юра Березин…
