– Ты! – воскликнул Махмуд, потрясая кулаками. – Мерзкий оборванец, отродье шайтана, смотри, что ты натворил!
– Я? – искренне удивился Синдбад, ткнув пальцем в грудь. – Э-э, уважаемый, неужели я насильно вливал в вашу почтенную глотку араку?
– Ты еще дерзишь, негодный отпрыск облезлой верблюдицы и пустынного шакала? Зачем ты меня опоил? О, позор на мою голову!
– Не умеешь пить – не берись, – философски заметил Синдбад. Сам-то он уже вполне пришел в себя и выглядел трезвым, словно стеклышко.
– Ах ты!.. – ринулся было на своего работника Махмуд, но замер на полушаге, поморщившись от боли и схватившись за поясницу. – Ох-х! – Затем махнул на Синдбада рукой и, прихрамывая, скрылся в комнате, где недовольно принялся звенеть монетами.
В чайхане Махмуд появился только минут через десять, неся в руке красный, вышитый золотой нитью кошелек.
– На! – кинул он кошель в ноги вальяжно развалившемуся на топчане Синдбаду. – Отнесешь судье.
Синдбад подобрал кошелек, слез с топчана и, подвязав саблю к поясу, которой страшно дорожил и гордился, вышел из чайханы. Солнце уже палило вовсю, и пока Синдбад добрался до дома судьи, располагавшегося почти в центре города, успел несколько раз облиться потом. Взбежав по лестнице наверх, Синдбад постучал костяшками пальцев в косяк распахнутой настежь двери.
– Тук-тук, у вас все дома? – осведомился он и заглянул внутрь.
Судьи в комнате не оказалось. В главной комнате прибирался худощавый, кривой на один глаз слуга в драном халате. Судя по его виду, ему мало что перепадало со стола судьи-обжоры.
– Что вам угодно, почтеннейший? – с уважением спросил слуга, держа в руках пустые блюда и глядя на богатую саблю, торчащую у Синдбада из-под халата.
– Нам угодно видеть почтенного Икрам-бея, – сказал Синдбад, гордо вскинув подбородок.
– Хозяин изволит спать, – извиняющимся тоном произнес слуга.
– Как жаль… А я ему деньги принес.
Синдбад вытащил из-под халата кошель и подбросил его на ладони. Глухо звякнули монеты.
– Деньги? – спохватился слуга, словно завороженный глядя на тугой увесистый кошелек. – Я немедленно доложу хозяину, что его ожидают.
Слуга сиганул в боковую дверь, и через пару минут в комнату вошел сам судья. Он был в нижних штанах и рубахе, а поверх них, зевая, натягивал на ходу халат.
– Слуга что-то сказал о деньгах, – произнес судья, проходя к курпачам и опускаясь на них.
– Он сказал правду! – выпалил Синдбад, сделал два шага вперед, вытянулся «во фрунт» и протянул судье кошель. – Я от почтенного Махмуд-ако.
– От чайханщика? Хорошо, – облизнулся судья и милостиво принял кошель. – Очень хорошо!
Синдбад отступил назад и кивнул.
– А не тот ли ты работник Махмуда, что славен на весь город непримиримой ненавистью к разбойникам и плутам?
– Это есть я, – важно сказал Синдбад и вновь дернул подбородком.
– Наслышан, наслышан, – удовлетворенно дернул подбородком судья, взвешивая кошель в руке и никак не решаясь раскрыть его.
– Я могу идти, ваше благородие? – спросил Синдбад.
– Да-да, – рассеянно произнес судья, размышляя над странным обращением, которого он до того никогда в жизни не слыхивал. – Нет, постой! Сначала я должен сосчитать деньги.
Синдбад пожал плечами и замер в расслабленной позе, выжидающе постукивая кончиками пальцев по рукоятке сабли.
Икрам-бей развязал кошель, высыпал на пол перед собой золотые монеты и взялся пересчитывать их, шевеля губами.
