Все споры вокруг онтологической проблемы, которая старше своей дефиниции, могут быть поняты с этой точки зрения. Считалось, что всё бытие – все его виды – обосновано и гарантировано мышлением. Если же против этого возражали, то возражение направлялось против неразборчивого отношения мышления ко всем и всяким видам бытия. В случае природы допускали тождество, поскольку здесь восприятие заполняло пробел. Но в случае Бога этой восполняющей силы не хватало. Мышление не могло полностью гарантировать это бытие. На чём же оно тогда основывается? Видно, что за и против в онтологическом аргументе касаются в сущности не чего иного, как принципа происхождения. И потому он в старой метафизике хотя и замаскирован, но вовсе не исчез.
Между тем именно история онтологического аргумента обнажает тот ущерб, который понесли метафизика и логика из-за того, что проблема происхождения утратила ведущую роль и растворилась в других вопросах под другими формулировками. Никогда бы не удалось так далеко уйти от основной формулы Парменида, чтобы признать для мышления в ощущении восполнение, если бы принцип происхождения для мышления был сохранён. Только само мышление может породить то, что имеет право считаться бытием. И если мышление не способно выкопать в себе самом последнюю основу бытия, никакое средство ощущения не заполнит пробел. Все споры точек зрения объясняются фундаментальным значением этой мысли.
«Мышлению нужно добавить существование».
«Понятию нужно приписать существование».
Но откуда его взять, чтобы можно было его применить? Для мышления как чистого мышления такое добавление и приписывание должно считаться недопустимым. Таким образом, с точки зрения происхождения мы можем заглянуть в самую глубину даже новейшей метафизики и распознать слабости её решений так же, как и её тезисов.
Заблуждение, будто мышлению можно или позволительно дать что-то, что не выросло из него самого, питается предрассудком, укрепившимся в слове «данное» (gegeben). Это слово фактически стало термином, тем более что и Кант не пренебрёг им. Хотя есть верные признаки того, что он осознавал опасности, угрожающие априоризму от этого слова, но даже в таких случаях он лишь обходил их, а не устранял. И всё же у этого слова совершенно противоположная история.
Выражение «данное» возникло в математическом языке, вероятно, в аналитическом методе Платона. Условия для построения задачи называются данными. Евклид написал отдельную книгу под названием «Данные» (Data). Что он под этим понимает, видно из 4-го определения:
«Точки, линии и пространства называются данными по положению, если они… либо действительно представлены, либо могут быть найдены».
Значит, если они могут быть найдены, они тоже называются данными. Найти их может только мышление; потому они и называются данными. Данные анализа называются данными. Данные чистого мышления, точнее, результаты, которые чистое мышление способно обнаружить, называются данным в этом классическом смысле математического исследования. Мышлению позволительно считать данным только то, что оно само способно обнаружить.
Поэтому первой заботой мышления должно стать: поместить происхождение всего содержания, которое оно способно породить, в себя самого. Если А считается знаком простейшего содержания, то прежде всего надо спросить: откуда это А? Нельзя начинать оперировать этим А, а лишь потом пытаться удостоверить его в его значении. Такие запоздалые усилия не могут увенчаться успехом; но они могут рассматриваться как подозрительные симптомы того, что в самом начале дело не обстояло законно. Как только появляется А, надо исследовать законность его происхождения. Если в науке различают принципы, аксиомы, определения и требования, то в более общем смысле этот вопрос следует понимать как требование. Это первый грех, который совершает мышление и который оно должно искупить; первое обязательство, которое оно на себя принимает. Если оно хочет достичь истинной чистоты, оно должно, прежде чем начать, удовлетворить этому требованию: удостоверить происхождение своего первого элемента; иначе элемент не может считаться порождением.
