И так, возможно, это объясняется проблемой истины, что сознание стало основным словом, отличающим новое время от античности.
В философии нового времени сознание, соответственно, конкретизировалось в самосознание. Судьбу новейшей философии, начиная с Декарта, можно описать через развитие этого понятия. Из «Cogito» Декарта возникает единство апперцепции у Канта, который, в свою очередь, объединил эти два понятия, заимствованные им у Лейбница. А философия романтизма оперирует уже полностью волшебным словом «самосознание».
Однако самосознание имеет более узкое, собственное предметное, точнее, личное значение, которое независимо от того смысла, который ему придавался или вменялся как принципу систематической философии. И именно для этого ближайшего значения Канту пришлось работать и бороться прежде всего против Декарта. Паралогизмы рациональной психологии должны были быть раскрыты, чтобы освободить «Я» от догматического понятия души, чтобы удалить его из горизонта догматической психологии и превратить в отправную точку этики. В этом должна была проявиться и осуществиться метода чистоты для понятия субъекта. Речь идет не столько о душе-субъекте психологии, сколько о правовом субъекте, о личности этики. Разделение, различение этих двух проблем – психологической и этической – в понятии субъекта само по себе является важным результатом метода чистоты. Но он отнюдь не единственный.
Ведь вся этическая конституция субъекта – как нравственной личности, так и правового субъекта – осуществляется благодаря этому методу. Мы забежали бы вперед, если бы захотели подробно изложить эту реализацию. Отметим лишь, что нравственная личность не должна приниматься как данная или определенная в неких естественных задатках и условиях. Никакие предрассудки характера, доброй или злой воли не должны сбивать нас с толку и стеснять. Субъект – это не душа, которая поэтому так легко превращается в этическое привидение; и субъект не просто рождается и не просто наследуется: какое бы значение ни имели рождение и наследственность, всегда остается новая и самостоятельная проблема, которая отнюдь не исчерпывается данными моментами и условиями. Таким образом, и для понятия субъекта метода чистоты освобождает от предрассудков, из-за которых сегодня «разум» становится бессмыслицей, а благодеяние – мукой.
Это значение нашего метода настолько глубоко и фундаментально, что уже ради одного этого следовало бы строить этику на его основе. Ибо какой смысл имела бы этика, если бы субъект можно было просто понять как данность, как рожденного и воспитанного в своей среде? Тогда этика просто растворилась бы в антропологии, которая, в свою очередь, использовала бы этого человеческого субъекта для демонстрации. Метода чистоты, напротив, стремится выявить те условия и понятия, которые формируют понятие человека – как мы теперь можем сказать – согласно основному закону истины.
Истина признает не исключительно и не преимущественно теоретический интерес к человеку природы; она требует также этического интереса к человеку культуры и мировой истории.
Метода чистоты, однако, разъясняет не только понятие объекта и понятие субъекта, но и тот основной понятий, который составляет цель всякого познания – понятие закона. Мы уже обратили внимание на то, как в этом слове в греческом языке и культуре отражаются все направления, партийности и заблуждения. Номос – это уделенное, а значит, и установление (συντάξις). С другой стороны, он же и распределитель, а значит, и закон. В одном случае он означает произвол и изменчивость условности, в другом – вечное, происхождение которого неизвестно; а потому – нерушимое, превосходящее все человеческие определения и лежащее в основе всего доброго в человеческих законах как творческий зародыш.
