Сегодня, в Татьянин день, мы сдавали методы диагностики.
– Ты бы хоть телефончик дала, – как бы невзначай сказал Раф. – Мало ли что.
– Мало ли что – это что? – уточнила я.
– Могу забор наладить, – с готовностью отозвался Раф. – Ваш-то совсем покосился. А я на все руки мастер.
– На все? – переспросила я, исподволь разглядывая парня – не торчат ли откуда-нибудь еще несколько пар конечностей.
– Их всего две, – уточнил на всякий случай «мастер». – Зато какие! Так что, телефончик дашь?
Мой телефончик предназначался для связи только с одним человеком, о чем я честно сообщила.
Раф приуныл, задумался. Спросил:
– И кто этот счастливчик?
Я пропустила вопрос мимо ушей.
Кстати, «пропускать мимо ушей» целители употребляют в смысле «видеть третьим глазом». Хотя иногда – довольно редко – используют как троп, то есть, в переносном смысле.
Методы диагностики принимал Желенский с двумя ассистентами. Сегодня ими были аспиранты Евлалия Архипова и Кандид Грач.
Мы с Рафом поднялись на пятый этаж, привычно покрутили кольцами, хором произнесли «ФИЦИ». Сработал базис, привязанный к колечкам, и перед нами появилась скрытая от посторонних глаз заветная дверца. Прошло полтора года, а меня все еще восхищает таинство проникновения в святая святых. Только фицки и фицики могут попасть в недра секретного пятого корпуса! Безмерно радует, что я – одна из них. А ведь всего этого могло бы и не быть, отшей я тогда Догса, нашего декана, который, как мы успели выяснить, несколько старомоден, довольно нелюдим и очень, очень загружен научной работой.
Раз уж я упомянула базис, следует дать необходимые пояснения.
Вот только как их дать-то? По всему выходит, базис – это «то, чего на белом свете вообче не может быть». Временная копия предмета (человека тоже, но в виде голема), явления, события, привязанная к ключу и активируемая паролем. В нашем случае ключом были кольца с большой буквой «ц», а паролем – ФИЦИ. Базис открывал спрятанный от лишних глаз факультет.
Но вернемся к экзамену. В коридоре уже толпились наши.
– Лалька валит по-черному, – прошелестела трясущаяся как осиновый лист Мышь. – Даже Эмэмжо ее одергивает.
Эмэмжо – Мирон Мефодьевич Желенский – и сам любил позверствовать на занятиях. Как надо валить, чтобы он одергивал, я не представляла.
– По азбуке вызывают или рандомно? – уточнила я.
– По азбуке, – вздохнула Мышь. – Так что готовься. Мы с Поэтом пока загораем.
– Я тоже загораю, выходит, – констатировал Раф. – Жаль, хотел Женю проводить после экзамена.
– Чего трясешься? – я приобняла Мышь за плечи. – Вероятностные линии смотрела?
– Ага.
– Ну и?
– Да вроде все тип-топ.
– Чего тогда?
– Мне сам процесс не нравится.
Процесс вытряхивания из головы знаний мне тоже не очень нравился. Но этот неизбежный этап получения специальности обойти никак не получится. Поэтому, Мышь, мужайся. Лалька та еще стерва, согласна. Знать бы раньше про такой подарочек, я бы колданула на ее замену. Но в том-то и фокус, что имена ассистентов держались до экзамена в строгом секрете.
Тут я заметила в конце коридора Пашу Пашину и рванула было к ней – выяснить насчет той бутылочки, точнее, содержимого. Но Пашка, кажется, тоже меня заметила и мгновенно испарилась. Через стену, что ли, прошла?
Я решила так дЕла не оставлять и вывести ее на чистую воду.
Но тут некстати из аудитории высунулся Кандид и громко крикнул:
– Голубева Евгения!
– Ни пуха, – шепнула Мышь и мелко меня перекрестила.
