Когда, наконец, добрались домой, а жили не в своём доме, на квартире, потому, что прибыли из ростовской области, и, теперь хозяйка наша, была очень набожная, а времена были, эпоха воинствующего атеизма, она встретила нас очень ласково, маме сказала, что Сегодня святой день и плохого, греховного нельзя, большой грех.
Это была песня, гимн спасения нашего, особенно после школьной программы ржавого атеизма. А нам с братом, ой и ах, как понравилась её мелодия, такая, спасительная, вторая серия фильма, преступление и, никакого наказания. Первый раз от неё, Матильды, так её звала – величала наша мама, мы с братом первый раз поверили – Боженька, так говорили в этом доме … это хорошо, ах как хорошо, что Он есть и тааак помогает. Это мы почувствовали не только до глубины своего сердца… и своими спинами, да ещё и тем местом, которое чуть пониже…
Вечером, мама уже успокоилась, даже дала нам поесть кукурузной кашки с молозивом. Наконец задышали полной грудью, благодарили свою хозяйку и её Бога, как говорила нам наша мама.
А,
… Вечером, перед сном,
Промочила свой лоб мокрой тряпочкой, так она лечила головную боль и сердце, которое часто донимало, эта панацея помогала, после того, как получили извещение о том, что наш отец погиб в Крыму в отряде командира, и фамилию сообщили – Соловей.
Вечером, она подошла к нашей кровати, настил из досок в дальнем углу нашего жилища, в другом углу спали мама и отчим. Так вот, мы уже приготовились « дать хропака, « так мы обращались к великому благодетелю, царю сна и отдыха – Морфею, знали, что он посылает хорошие и сладкие сны. Но мама решила провести с нами сеанс психотерапии… Она подошла поближе, а лежать мы могли только на правом боку, спина и то, что чуть пониже ещё отзывалось эхом веточек – лозинок, в ласковой маминой руке. Мы, как по команде, с братом, съёжились, поджали колени к бороде, приготовились не совсем радостному, но она сначала погладила нас по макушкам одной левой рукой… в правой был ремешок. Это наш стимулятор, который она применяла, когда в очередной раз пролетали, как фанера и заслуживали очередного внушения, всего навсего ремешок от уздечки, но, стервец, толстый и жгучий, если им хорошо помахивать. Хорошо хоть это случалось не часто. Но мама так тихо-тихо, с сердечной тоской, пошептала нам очень внятно. Поняли смысл этой почти песни частушки, но без рифмы … если что… так вот он, всегда ждёт и тогда уже я вам такого, такоого, всыплю, что поусцыкаетесь. Я вам, гадам, покажу Демьяна, этого уркача…
Мы затихли, затихли и надолго. Дрёма сковывала наши глаза, ясные и светлые почти. Брат толкнул меня и прошептал…
– А где этот абармот, куда он смылся, гад. Ему хоть бы хны, а нам. Вот хитрец, как сквозь землю провалился. Дома ему такое прощалось. Бытовала такая частушка…
И всё вокруг колхозное и всё вокруг моё. Но за колхозное и моё наш хозяин, у кого мы проживали, сидит. Сидит за семь килограммов колосков, семь лет. Он собрал в поле, после уборки пшеницы комбайном. На суде…Громко прочитали. Зерно, надо было сдать в колхозную кладовую. Вот так – то было . А вот ещё и такое, уважение к труду и колхозному добру прививали нам. Школьников на поле ставили в шеренгу и после комбайна собирали колоски и, конечно, всё это собранное сдавали в колхоз. А в Крыму лето жаркое… и пело и плясало.
Лето.
Солнышко.
Море.
Красота.
Мама нам пояснила цели и задачи советского пионера в годы развёрнутого строительства социализма и массового стахановского движения…
