– Услышь же нас! – взмолилась Ночь. – Услышь меня! Детей своих и своих подданных. Тех, кто жив ещё одной лишь верой, что ты появишься вновь. Услышь нас, Король Солнце!
В глубоких тенях королевских покоев копошились руки, переставляя с места на место предметы, открывая и закрывая двери, расправляя и заправляя постель. Казалось, что среди прочих теней, там блуждала и тень Короля, следуя за руками, ласкаясь под их длинные пальцы и держась подальше от окна. Но то ли не замечали руки её, то ли и не было её вовсе. Пусты были покои, ведь исчез Король в глубине необъятной темноты.
И внутри неё услышал он голос:
– Ты так тщеславен, о, милый господин, – смеялась она и смех её был бархатистой гладью лунного света.
– Кто ты? – пытался он разглядеть её, но боль в голове его туманила взор.
Перестала она смеяться. И мягкие руки вновь коснулись лица его, разрисовывая на лбу и щеках острыми пальцами неизвестные ему символы.
– Скажи мне, дорогой господин, – вновь заговорила она. – Помнишь ли ты что-нибудь?
Боль отступила, освобождая его. И увидел он перед собой Тьму. Улыбалась она ему, завёрнутая с головы до кончиков нескончаемых её теней в свои чёрные одежды. Чёрные глаза её блестели, а чёрные губы обнажали острые пики зубов.
– Я, – начал было он, но остановился, тряхнув головой, и вновь посмотрел на Тьму. – Я Принц. Светлый. Нет! Тёмный! Нет же! Я…
– Ты, милый господин, совсем запутался в себе, – погладила она его по щеке. – Я так давно желала поговорить с тобой, ведь, мы – разные концы одной сути. Мы с тобой наполняем Жизнь, окрашиваем её, создаём. А ты так и не пригласил меня в своё Королевство.
И поведала ему Тьма о том, как давным давно желала узнать его лучше, посмотреть и послушать. Но не звал он её вот уж которую тысячу лет, обижаясь за давнюю шалость. И пришла к ней однажды Ночь и так просила помочь, чтобы получить уже ту власть, которую от неё так тщательно скрывают. Прониклась Ночь завистью и обидой так, что совершенно ослепла к истине. Дивилась Тьма словам её, но решила посмотреть, что же будет дальше с этой затеей. Отправилась она с Ночью, встретить наконец того, кто навсегда является её противоположностью. Но поразил Тьму высокомерием своим само воплощение Света, требовательностью к подданным и всем созданиям. Не мог он даже помыслить о том, что создания его перестанут быть теми идеальными сосудами света, что он желал для них. Что сделают свой выбор, пусть и неправильный по его мнению, и впустят в сердца свои тёмные чувства. И принёс себя в жертву корысти Ночи, расколовшись на двое, лишь бы они – эти светлые создания его – не перестали быть такими, как желает он!
Слушал он Тьму и ронял огненные слёзы, а боль вновь вернулась в его ослабшее тело. Очертила она большой колдовской знак на груди его и прогнала боль навсегда, рассказывая ему дальше о том, как поселилась под кожей его. Тогда и узнала Тьма, что каждая частица существа его ни на миг не перестаёт смотреть в их Подсолнечный мир, слушать каждого, откликаться, помогать и наказывать по тем правилам и законам, что применял он и к себе самому. Был он глух к их сердцам, но слушал всё, что происходило в мире, различал каждое слово, сорвавшееся с губ и произносимое внутри. Давным давно потерял он себя во всех созданиях на своих и далеких землях, среди Северных Гор и в пучине Великого моря. И решила тогда Тьма дать ему то, чего он никогда не знал – людской боли. Рассудила она, что боль заглушит от него Подсолнечный мир и позволит ему наконец остаться наедине с самим собой, вернуться в то, чем он должен быть. Знала Тьма о боли больше всех в их мире. Знала она, что нет никакого смысла в страданиях, но боль чувствует каждый, в ком есть жизнь – от люда до небесных Звёзд. Но неведома боль воплощению Света.
