День, когда я получила отказ, стал для всей семьи настоящим громом среди ясного неба. Не просто померкла вера в Оракула – рухнули какие-то незыблемые жизненные устои. Ведь родные считали мое поступление предрешенным и даже успели с этим смириться.
Когда я, дрожащей рукой, открыла письмо и увидела это беспощадное слово "отказ", меня словно парализовало. Оракул ошибся? Или это я неправильно истолковала его пророчество? Неужели этот провал – предвестник иного, верного пути? Эти вопросы вихрем закружились в голове, вытесняя все остальные. И лишь потом, сквозь пелену растерянности, пробилась мысль о том, как рассказать обо всем родным. Первой, кому я решилась открыть правду, стала, конечно же, Кристэн.
– Ну что, поступила? – громогласно вопросила она, едва переступив порог.
– Нет, – прозвучал мой приглушенный ответ.
– Что? Бормочешь что-то себе под нос, ничего не слышно! – не унималась сестра, сбрасывая на ходу пальто.
Я вышла навстречу, глядя ей прямо в глаза, и произнесла отчетливо:
– Мне отказали.
Ее движения замедлились, будто в одночасье тело покинула вся энергия, оставив лишь необходимость осмыслить услышанное.
– Как это – отказали?
– Вот так, – беспомощно развела я руками.
– Покажи.
С неохотой протянула ей письмо с официальным отказом, словно надеялась, что в ее руках эти строки обретут иную силу. Кристэн несколько раз перечитала короткое послание, но слова оставались неизменными.
– Не могу поверить… Что же теперь делать? А где остальные?
– Что – остальные? – глупо переспросила я, чувствуя, как сердце ухает куда-то в пятки.
– Остальные письма. Ты же не могла подать документы только на одно направление, верно?
Вмиг меня словно окатили ледяной водой. Ком застрял в горле, не давая вымолвить ни слова, не позволяя признать собственную… что это вообще – глупость, самоуверенность, непростительную самонадеянность? Сестра недоумевала недолго.
– Ты… больше никуда не подавала документы? – с тихим, но ощутимым нажимом уточнила Кристэн.
Я лишь несмело кивнула, а рот сестры приоткрылся в немом изумлении.
– Да ты что, совсем… Как так можно было!
– Но Оракул… – попыталась я оправдаться, тонущим голосом.
– Оракул, Оракул! Так и знала, что ты там что-то не то сболтнула! Да как ты вообще могла не подумать о других возможностях? Хоть немного наперед?
– Вы тоже ни о чем другом и не говорили после Оракула, лишь удивлялись его словам! – со злостью выпалила я, не понимая толком, на кого больше злюсь – на себя, или на отчитывающую меня сестру.
– У тебя что, своей головы нет? Почему я или родители должны за тебя что-то решать? Мы и так помогаем как можем, ты думаешь, у нас своих проблем нет? И как теперь им все это сказать? Это же просто ужас! Они будут разочарованы… Глупая гусыня, как ты могла так оплошать?
Слезы, обжигая щеки, гнали меня в комнату, прочь от всего. Бессонные ночи, наконец, отступили, уступая место хрупкому подобию спокойствия, но теперь, словно удар грома, вернулось это гнетущее чувство безысходности. Я понимала – оплошность, глупая, непростительная. В голове моей, казалось, вечный хаос, клубок противоречий и сомнений, и вот во что это вылилось! Что теперь? Куда идти? Вернуться к родителям и пойти работать на их же завод или же остаться в столице, найдя место какой-нибудь разносчицы или уборщицы?
Сестра, не дождавшись конца моей истерики, набрала номер родителей. Даже сквозь ее сдержанный тон прорывались нотки недоумения и ярости. Уверена, на другом конце провода бушевала не меньшая буря. От этого осознания становилось еще горче. Я – позор семьи, не оправдала их надежд! Кристэн – умница, гордость, а я… неудачница. Захлебываясь в самобичевании, я провалилась в беспокойный сон.
