След механической обезьяны - страница 23
– Я сразу тоже так подумал – сплю. Потом понял, не сон это, обезьяна настоящая! А в лапе у нее что-то зажато, подошла к кровати, уперлась и вдруг говорит: «Здравствуй, Евсеюшка!»
– Прямо так и сказала – Евсеюшка?
– Прямо так и сказала, и голос у нее точь-в-точь как у моей покойной жены. Я глаза-то открыть открыл, а вот пошевелиться не могу, лежу как дубовая колода у нашего амбара. А обезьяна стоит надо мною и лапами в воздухе машет, как обнять хочет…
– Дальше! – Начальник сыскной, чтобы приободрить старика, коснулся его плеча.
– Ну, я собрался с духом и спрашиваю: «Это, мол, ты, Ольга?» Мою жену Ольгой звали. После этих слов обезьяна вздрогнула и выронила то, что держала в руке. Это был пузырек с камфорой, который тут же и разбился.
– Зачем она пришла к вам с лекарством?
– Да не знаю я, может, ошиблась!
– Говорите, вздрогнула после того, как вы обратились к ней, назвав Ольгой?
– Да, вздрогнула!
– Но разве игрушка может вздрогнуть, разве она вообще может испугаться?
– Игрушка не может! – ответил старик, потом добавил, как бы разъясняя: – А вот если в нее душа вселилась… Духи, они пугаются, это я точно знаю…
– Когда умерла ваша жена? – спросил фон Шпинне.
– Давно!
– Это мне ни о чем не говорит. Сколько лет прошло?
– Лет тридцать, наверное… – сказал старик.
– И вы до сих пор помните ее голос?
– Помню! – неуверенно кивнул Евсей.
– И не сомневаетесь, что это был голос вашей покойной жены?
– Нет…
– Хорошо, это я понял. Что было потом, после того как обезьяна выронила склянку?
– Она повернулась и вышла из комнаты!
– Вы не посмотрели, куда она пошла?
– Я хотел, даже вскочил, но наступил на стекло и порезал ногу…
– Можете показать шрам от пореза?
– Зачем? – удивленно посмотрел на фон Шпинне старик. Затем удивление в его взгляде сменилось догадкой. – Вы думаете, я вру?
– Нет! Просто привычка все проверять! Служба в полиции делает человека подозрительным!
– Понимаю, я, признаться, сам такой, тоже на слово не верю, все проверяю и перепроверяю… Вот и со мной был такой случай…
– Вы вначале покажите порез, а затем уж и расскажете, какой с вами был случай, – оборвал старика начальник сыскной.
– Да, да, конечно! – Евсей, кряхтя, нагнулся. Вначале снял тапку на войлочной подошве, затем с электрическим потрескиванием стянул шерстяной носок, оголяя белую ногу с узловатыми пальцами и синими жилами. – Вот! – старик показал Фоме Фомичу подошву.
– Но здесь ничего нет!
– Как нет? – Евсей ощупал стопу. – Действительно, ничего… – проговорил удивленно, а потом, прихлопнув себя по лбу, воскликнул: – Вот я дурак, это ведь не та нога, я другую ногу порезал!
– Ну, в таком случае покажите мне ее! – спокойно глядя на Евсея Марковича, сказал начальник сыскной.
– Сейчас!
На другой ноге Фома Фомич увидел зарубцевавшуюся рану величиной с вершок.
– Ну что, довольны? Заставили старика разуваться, носки снимать, думаете, легко все это?
– Нет, но в жизни человек делает не только легкое, но и тяжелое, тем более я ведь не сильно настаивал, вы сами согласились снять носки!
– Это верно. А что же мне прикажете делать, раз полиция требует? Вот я и снял!
– Да помилуйте, разве я требовал? Я просто вас попросил об одолжении, вот и все! – сказал тихим голосом фон Шпинне.
– Одолжение? – с ехидством в голосе переспросил Евсей. – Я-то думал, это приказ, напугался, даже в ногах запутался…
– Да-да… – бросил начальник сыскной, подозревая, что не случайно старик спутал ноги.