Глава 9. Предположение дяди Евсея
– Да это я так, болтаю… – Старик повинно склонил голову. – На самом деле обезьяну заводят…
– И кто же, по вашему мнению, это делает?
– Да не по моему мнению, а я точно знаю, кто это делает, точно!
– Назовите мне, кто он?
– Савва заводит обезьяну!
– Савва Афиногенович? – переспросил начальник сыскной, чтобы потом не оказалось, что есть еще какой-то Савва.
– Да, он!
– Почему вы решили, что это именно он, а не кто-то еще? Я, к примеру, подозреваю другого человека…
– Кого? – насторожился старик, вытирая уголки слюнявого рта тем же платком, которым незадолго до этого вытирал перепачканный табаком нос.
– Ну, вообще-то говорить подобные вещи я не имею права, но вам, Евсей Маркович, скажу, вы ведь тоже поделились со мной предположением.
– Да это никакое не предположение, это правда! – возмущенно выпалил старик.
– Я все еще не могу понять, зачем ему это нужно?
– Что зачем нужно?
– Зачем Савве Афиногеновичу заводить обезьяну, ведь он серьезный человек, не похоже на него!
– Не похоже? Вы не глядите, что он постоянно щеки дует, это у него видимость одна, а внутри как был шалопутом, так им и остался! А вы кого подозреваете?
– Сергея!
– Серегу? – Старик задумался, уставившись на лежащую у кровати домотканую дорожку. Поправил ее ногой.
– Разве Сергей не мог заводить обезьяну?
– Ну почему же не мог, мог! – отозвался, все еще глядя себе под ноги, старик. – Да, может быть, вы и правы. Может быть, он заводит, может быть!
– Минуту назад вы утверждали другое, будто бы игрушку заводит сам хозяин…
– Да. Так ведь они могут в паре это делать – вместе! – сказал раздраженно Евсей.
– Не понимаю, зачем им это нужно?
– Напугать кого-то хотят!
– Кого?
Старик поднял глаза. Он не спешил с ответом. Сидел и внимательно разглядывал начальника сыскной, склонял голову то вправо, то влево. По всей видимости, ему было что сказать, но он раздумывал, стоит ли говорить полицейскому. Фома Фомич это понимал.
– Так кого они хотят напугать?
– Вы вот у меня спросили: «Кто в доме камфорой лечится?» А я сказал: «Не знаю…» Ну так вот, это неправда, знаю я, кто камфору использует.
– Кто?
– Арина Игнатьевна! И, стало быть, я так думаю, обезьяна шла в ее комнату, но почему-то спутала дверь, она ведь тут рядом с моей!
– Постойте, постойте, а как быть со словами обезьяны «Здравствуй, Евсеюшка!», как с этим быть?
– Увидала меня и поздоровалась!
– Нет, нет! – энергично замотал головой фон Шпинне. – Как это? Этого не может быть! Обезьяна, напомню вам, просто игрушка, внутри которой находится механизм. Он говорит: «Протасов Миша, здравствуй!», больше ничего. А если голос обезьяне поменяли, я могу это предположить, то она должна была сказать: «Здравствуй, Аринушка!», а не «Евсеюшка»! Вам, наверное, померещилось!
– Куда там! Я все слышал, я ведь не глухой, как они все думают…
– Значит, обезьяна шла к вам!
– Зачем она тогда несла камфору, я ведь не больной?
Начальник сыскной только диву давался: они разговаривают со стариком как два умалишенных из Пантелеймоновской больницы, наделяют игрушку человеческими качествами. Если бы их сейчас слышал чиновник особых поручений Кочкин, ох и посмеялся бы, подлец, а потом, к случаю и нет, поминал бы этот разговор.
– Зачем она вам несла камфору, я сказать не могу.
– Шла она не ко мне, а к Арине Игнатьевне. Савва хочет ее со свету сжить.
