— Кто? Я? — возмущаюсь до глубины души. — Я была не в себе и просто поинтересовалась, чтобы расставить точки над и, — повышаю голос. — Вы мне вообще не нравитесь!
***
Лев спокойно смотрит на меня. Я уже жалею, что призналась, будто он мне не нравится, всё же воспитанные люди держат при себе подобную информацию. Но мужчина задумчив, на его лице нет ни единой эмоции, разве что искусственная улыбка вернулась на место.
— Евангелина, вы ведёте себя как Настя, поэтому Настя к вам и тянется, — улыбается Лев, обходит меня со всех сторон. — Вы взрослая женщина. Вас наняли на работу, и вы должны действовать в соответствии с нуждой и выгодой работодателя. Я терплю ваши выходки и словесный понос только потому, что выбора в данный момент у меня нет. Настя предпочла вас, и я сдерживаюсь. Я также понимаю, что поступил нечистоплотно и вынудил вас согласиться на эту работу. Но, пожалуйста, смиритесь уже и разговаривайте со мной как с вашим боссом.
Ильин сейчас так близко, что я даже горло прочищаю, испытывая неловкость. И точно: как самец льва, обходящий кусок мяса в центре клетки. Просит меня вести себя тихо и не отсвечивать, а сам ходит вокруг, намекая, что откусит что-нибудь жизненно важное в случае неповиновения. Вот козел же, очевидно. И с соседкой, может, опять обманывает, и Розу наверняка жал. И это только те, кого я видела, а сколько их на самом деле? Хотя мне-то какая разница? Он всё равно мне не нравится. Ладно, так уж и быть, буду держать себя в узде и беседовать с ним как с боссом.
Когда я была дочкой богатых родителей, я приходила в ресторан, закидывала ногу на ногу и осматривала зал в поисках потенциальных кавалеров. Мне нравилось нравиться мужчинам, я подпитывалась их энергией. Я знала, что на мне платье от-кутюр и туфли за кругленькую сумму, но думала, что, конечно же, дело не в богатстве, просто я такая необыкновенная, такая красивая, что мужчины сами ко мне тянутся.
Когда я стала официанткой, поняла: всё это ерунда, и дело как раз таки в богатстве. То же лицо, тот же корпус, те же волосы, но обеспеченные мужчины смотрят совсем иначе. Такие вещи очень приземляют.
— Евангелина Егоровна, я вас попрошу при моей матери особо не выступать, быть сдержанной и аккуратной в выражениях. Не надо самоутверждаться и пытаться парировать каждое мое слово остроумной, как вам кажется, репликой. Моя жена была воспитанной и очень скромной.
— Хитрой. — Наши глаза встречаются, Лев притормаживает возле меня, скрещивает руки на груди, медленно выпускает воздух и наклоняет голову к плечу. — Простите, Лев Сергеевич. Вот со следующей минутки я буду скромной. Обещаю.
— Да, надо быть скромной, потому что моя мама знает меня и о том, что я бы никогда не женился на девушке-хабалке.
— Знаете, Лев…
— Опять начинается.
— Нет, — послушно замолкаю.
— По вам ни за что не скажешь, что вы росли в обеспеченной семье.
— А что, по-вашему, мажоры это прям какая-то великая элита и интеллигенция? Моя подружка в отелях выкидывала мебель из окон, поливала цветы дорогущими французскими духами и заставляла портье переодеваться в пасхального кролика.
Лев медленно закрывает глаза.
— Кошмар. Просто поменьше болтайте. И не надо этих ваших историй.
— Жить в его спальне, молчать и улыбаться. Не такая уж и сложная работёнка.
Он молча притормаживает меня взглядом, и я показываю, что мой рот на замке.
— А теперь мы пойдём переодеваться.
